Михаил Щербаков: пират верхом на зебре

Михаил Щербаков. Тринадцать дисков: тексты песен. – М.: Время, 2007. – 400 с.

Если за эталон авторской песни принять "а я еду за туманом, за туманом и за запахом тайги" и "дым костра создает уют", творчество Михаила Щербакова (р. 1963) можно раз и навсегда вынести за скобки этого жанра. Щербаковским песням придется подбирать иное название – какая-нибудь "поющая поэзия" или, того хуже, "музыкальная филология". Хотя как русская литература вышла из гоголевской "Шинели", так и Щербаков вышел когда-то именно из авторской песни. Однако дальнейший путь увел его далеко за рамки таежно-костровой романтики, хотя его ранний романтизм никогда и не пах общим костром – разве что морской солью, "водой океана", "южным ветром":

Пустые бочки вином наполню,

расправлю вширь паруса-холсты.

Прости-прощай, ничего не помню,

рассвет настал, небеса чисты.

Начну с рассвета, пойду к закату.

Там, на закате, уже весна.

Покуда плыть хорошо фрегату,

пирату жить хорошо весьма...

Уже в этой ранней (1986 года) песне встречается понимание своей инаковости в бардовском цеху: "чужие люди твердят порою, / что невсамделишный я пират". Об этой "невсамделишности" он вновь спел-сказал двенадцать лет спустя: "Единогласно из резерва / перевели б меня в стрелки, / но подо мной не конь, а зебра / скачет уставу вопреки". Отдельность его "стихопесен" настолько очевидна, что трудно представить Михаила Щербакова участником какого-нибудь коллективного проекта вроде "Песен нашего века" – только сольные диски, кассеты, выступления. Да и кто из нынешних поющих авторов столь виртуозно владеет богатейшей лексикой: в щербаковских стихах такие вычурные и архаичные выражения, как "мизерабль", "державный кесарь" и даже "префикс один", вполне уместны и гармоничны. У кого отыщутся такая рефлексия, безупречное чувство меры и вкуса и "культурные тылы", о которых пишет в предисловии к сборнику Георгий Хазагеров. Классическая тема "маленького человека", почти забытая современной литературой, роднит автора с Гоголем и Достоевским:

А мой герой был скромный малый,

существовал по мере сил,

не познакомился с опалой,

но и фавора не вкусил;

юнцом не ползал по окопу,

не лазил к барышням в альков,

не эмигрировал в Европу

из-за незнанья языков;

был самоучкой по культуре

и по натуре — робинзон,

чему в реальной конъюнктуре

едва ли сыщется резон...

Щербаковская ирония и самоирония тоже восходят к позапрошлому веку, к незабвенному Козьме Пруткову с его желанием быть испанцем и юнкером Шмидтом: "Веер сложив, она с ладони / белого кормит грызуна... / Нет! Я чужой на том балконе. / Ах! мне не нравится она..." или "Может, мне мои опыты стоит впредь подписывать "Юнкер Шмидт"?" В песнях встречаются целые россыпи литературных и культурных аллюзий: от "и если что-то надо объяснять, / то ничего не надо объяснять" до "о ты, уплывающий вдаль батискаф, / сердце свое сбереги!" – университетская филологическая наука не пропала даром:

Нет, факультет цитат, тебя ни ценить не рвусь, ни винить.

Свежесть в тебе была, но был ведь и приторный тон десертный.

Если б не ты, чего бы не знал я, смертный?

Разве гнушался бы заметать следы, темнить...

Однако лексическая виртуозность и нежелание следовать общему "уставу" в свое время вызывали обвинения в безнравственности и пустоте. "В самом деле: если тексты легки и изящны, если ниоткуда не торчат белые нитки и не слышна тяжкая поступь тенденциозности, значит, автор – монстр, вроде пушкинского Германна... – замечает Хазагеров. – А чего еще ждать от человека, который не становится в позу учителя жизни?"

Кстати, отголосок этих обвинений, только уже вроде бы со знаком "плюс", встречается на задней обложке сборника: "Хорошо сделанные вещи – вот Щербаков, вот главная его особенность и фирменный знак, и этого вполне достаточно, хотя перед нами, в общем, новый род словесного искусства, ничего не обещающего, ничему не учащего и ничего не открывающего". Эти пространные слова, в общем, тоже ничего не открывающие в щербаковских текстах, принадлежат Дмитрию Быкову. Пора, конечно, свыкнуться с мыслью, что Быков – "наше все", что мы живем в его эпоху и что его присутствие в любом печатном издании сродни штампу "ОТК". Пора, но пока не всегда получается.

НГ Ex Libris© 1999–2006