Владимир Батшев. Александр Галич и его жестокое время. – Франкфурт: изд-во "Литературный европеец", 2010, 725 с.

В пору "безумных" 60-х В. Батшев входил в стихийно возникшую группу молодых московских поэтов – СМОГ. "Самое Молодое Общество Гениев" – расшифровывали смоговцы эту аббревиатуру; всем им было лет по 17–18; ядром "атомной" группировки были Леонид Губанов и Владимир Батшев. Об этой отчаянной группе и отчаянной поре вспоминаешь, читая нынешнее документальное повествование "непокорного о непокорном". Книга – прежде всего рассказ поэта о судьбе старшего собрата, пережившего официоз и опалу, славу и травлю, гонения и изгнание.

Владимир Батшев использовал массу материала. Он, по его словам, "прочитал все, что написано о Галиче, все его произведения, киносценарии, просмотрел все его фильмы и даже видеозаписи двух пьес, с трудом добытые в архивах друзьями". Использовал Батшев и воспоминания современников, в частности, рассказы о встречах с "ближним кругом" друзей, ставших, как сам А. Галич, эмигрантами.

Этот эмигрантский "ближний круг" автор обошел почти весь: "Синявский, Некрасов, Бетаки... Сотрудники ‘Свободы’ – Юлия Вишневская, Игорь Голомшток, Анатолий Гладилин. Я в книге обильно цитирую их рассказы..." Цитирования – и прямого, и косвенного – действительно много. И хотя для автора его герой остается кумиром, лично с Галичем он, по свобственному признанию, был почти не знаком. "Я видел Галича три раза. Один раз мы приходили к нему с Леонидом Губановым, другой раз я видел его на домашнем концерте, и третий раз – на могиле Пастернака. Я рад, что не был близко знаком с ним. Это помешало бы написать книгу объективно..."

"И в мой жестокий век..." "Жестокий век" запечатлен в песнях Галича глубже, тоньше, талантливее, чем у многих корифеев самиздата, во многих сборниках документов, считает В. Батшев.

...не веря ни сердцу, ни разуму,

Для надежности спрятав глаза,

Сколько раз мы молчали по-разному,

Но не против, конечно, а за!

Где теперь крикуны и печальники?

Отшумели и сгинули смолоду...

А молчальники вышли в начальники.

Потому что молчание – золото...

...Начальники не верили своим ушам: бонвиван, всеобщий любимец, обласканный властью преуспевающий сценарист, автор всероссийского шлягера "До свиданья, мама, не горюй..." вдруг встает на путь отрицания и отречения – начинает писать сатиры, наполненные цианистой горечью:

Облака плывут, облака,

В милый край плывут, в Абакан...

Подобный "плач о палаче", а с ним вместе – "Красный треугольник" либо страшно смешная баллада о "номенклатурном зяте" ("Тебя не Тонька завлекла губами мокрыми, а что у папы у ее топтун под окнами...") – такой "удар от своего" был для власть предержащих ниже пояса – и реакция была соответствующей.

Во второй половине "жестокого века", хотя после "оттепели" и наступили "заморозки", судьба оказалась к Галичу милосерднее, чем к его единомысленникам в 30-х годах. Его не сгноили в лагерях, как Осипа Мандальштама; Галича-диссидента ждало "просто изгнание".

В романе "В круге первом" описывается, как в "шарашке" – тюрьме для "умных рабов" – зэки устраивают пародийный "суд над князем Игорем". Подсудимого как "изменника родины и половецкого наймита" "прокурор" приговаривает к высшей мере наказания – изгнанию из пределов СССР! Естественно, что подобная "высшая мера" в то время вызвала громовой хохот. Ведь тогда о такой "казни" нельзя было и мечтать...

Став изгнанником, Галич оставался своеобразным баловнем судьбы, денди, любимцем женщин – и просто общим любимцем. Его чтило издательство "Посев", выпускавшее одну его книгу за другой; на радиостанции "Свобода" Галич вел крупные культурные программы.

Галич любил Париж, как любили Париж его друзья – Виктор Некрасов, Анатолий Гладилин, Юлиан Панич. В Париже он был счастлив. И здесь, в Париже, оборвалась его жизненная нить. Александр Галич погиб из-за несчастного случая. Его убило током.

Смерть, конечно, весьма странная. И все-таки не стоило автору, на мой взгляд, однозначно указывать в данном случае на "руку Москвы". Неоспоримых доказательств ведь нет. Есть лишь косвенные улики. Для прямого осуждения они недостаточны. А для документальной биографии – это нарушение законов жанра. Жанр – биографическое повествование о великих людях – сейчас в моде. В первую очередь, в моде биографические романы – своего рода ответвления от романов исторических. Их надо отличать от романтизированных биографий, издающихся, в частности, в серии ЖЗЛ. Авторы книг "нон фикшн" обязаны придерживаться документальных фактов, хотя и литературно оформленных. А уж если в биографии выдаются факты без доказательств, о них следует говорить как о гипотезе.

В начале третьего тысячелетия люди все еще помнят Высоцкого, Окуджаву, Галича. Только одних помнят несколько больше, чем других. Подлинный миф творится вокруг имени Владимира Высоцкого. Есть культ (поскромнее) Окуджавы. А вот Галича стали забывать. Почему? "Галич – другой", считает В. Батшев. "Он не уходил ни в романтику, ни в блатной фольклор. Галич ведь не случайно сказал – ‘Романтика, романтика небесных колеров, нехитрая грамматика небитых школяров’. А он уже был битым, и достаточно." И, в обиде на современников за своего кумира, В. Батшев становится "на боевую тропу": "Окуджава оставался в плену ‘комиссаров в пыльных шлемах’ и ‘пусть красные отряды отомстят за меня’, высказывается он. А Галич давно распрощался со всеми иллюзиями по отношению к советской власти. Окуджава многого не понимал в творчестве Галича. Галич, в свою очередь, не прощал Окуджаве поэтической глухоты. Он говорил: ‘Нельзя одновременно играть на скрипке и не отнимать ладони от лба’. У Галича нет таких поэтических промахов..."

На обложках ЖЗЛ, престижной серии, которую выпускает "Молодая Гвардия", красуются, кажется, все на свете знаменитые имена, от Ромула до Сталина, от Солженицына до Высоцкого, – а вот имя Галича там отсутствует. Тут стоит упомянуть анекдотический казус: книгу Владимира Батшева отказались публиковать в ЖЗЛ с недвусмысленной формулировкой "антисоветская книга" (sic!). Вот такой неуклюжий архаизм.

В чем же подлинное значение Галича для современного мира? "Мы только сегодня понимаем, что значит Галич для нас. А он значит очень много. Галич помог вырасти, выстоять и сохранить нравственные ценности многим своим современникам. Я один из них" – этими словами автор, Владимир Батшев, заканчивает свою книгу.

Кира Сапгир