Вот... Опять лето закончилось... Семнадцатое лето без Наташи Аксельруд. Чудесной. Замечательной. Необыкновенно талантливой. Журналистки. Поэта. Друга.

Ее не стало в августе 1988 года... Меня эта весть настигла во Владивостоке. И такая щемящая тоска навалилась. А ведь мы были едва знакомы. Просто ходили вместе в очень тогда популярную в Горьком "Молодую рать". Было такое творческое объединение старшеклассников при газете "Ленинская смена".

Господи, как мне хотелось дружить с этой девочкой... А она была постарше, дружила с Асей Вассерман и мне только кивала, впрочем, всегда очень доброжелательно и приветливо. Да что говорить! С Наташей хотели дружить все. Потому что, когда она появлялась в редакции, было ощущение, что веселое солнышко осветило сосны во время грибного дождя. Совсем какая-то другая начиналась жизнь... Я помню, мы пригласили на свое заседание жутко тогда популярную Ирину Долганову. Актриса только что снялась у Ростоцкого в фильме "А зори здесь тихие...", и мы просто мечтали с ней поговорить, сделать какой-то репортаж... Ждали долго, и как-то все разгрустились, и даже стали обижаться... А Наташка всех развеселила, рассказывая, как когда-то в Москве они жили в одной квартире с Аллой Ларионовой и Алексеем Рыбниковым. И как она почему-то считала необходимым приставать к знаменитому артисту, чтобы он спел "Не кочегары мы, не плотники...". А он совсем этого не хотел, и безумная слава была уже ему не в радость. И как ей трудно было понять, и как важно было понять, что наши желания – это еще не все. Ведь есть еще чувства других людей.

Я должна была написать эту статью. Мне очень хотелось... Это первое. Но не главное, конечно. Мало ли кому что хочется. (Помню, о чем говорила Наташа в нашем детстве.) Главное то, что я не могла ее не написать. Все мои случайные встречи и невстречи, даты (например, день рождения) и другие совпадения толкали меня к этому.

В том же Владивостоке мои друзья, занимаясь теорией видеоискусства (это было еще лишь самое начало русского видео), уговаривали меня познакомиться с "совершенно потрясающим мужиком", классным специалистом по видео. Феликс Аксельрод зовут. И дочка у него Ксения здорово на гитаре играет...

А может, Аксельруд? И не из Горького ли этот парень?

Да нет, вроде наш, из Владика.

Царапнуло у меня тогда, вдруг это кто-то Наташин? Но так времени и не нашлось... И лишь сейчас – господи, 20 лет прошло – узнала, что это был родной Наташин брат, и доченька его Ксения стала блестящим музыкантом, и в этом году вместе с мужем испанцем, тоже гитаристом, будет играть абонементные концерты в Московской консерватории... А Феликса уже тоже нет... Как нет и Наташиного папы, Павла Яковлевича, замечательного, кстати, поэта, несмотря на многочисленные его военные и медицинские регалии.

Между прочим, о встречах и невстречах... О стихах Павла Яковлевича я ничего не знала... И вдруг в этом году, отдыхая с дочкой в деревне, случайно разговорилась с одной милой пожилой женщиной. Оказывается, она много лет прожила с Аксельрудами дверь в дверь в Щербинках. Знала и любила детей: Феликса и Наташу. И очень дружила с родителями – Павлом Яковлевичем и Майей Ефимовной. И сразу стала мне рассказывать. "Чудная, замечательная семья... Такой дом был открытый! Столько друзей, столько гостей!" Много лет потом в Наташин день рождения и в день смерти мама и папа собирали друзей. И говорили обо всем. И читали стихи.

Как она их знала!.. Как чувствовала!.. Как писала!

Остается неделя. И живет, и трепещет покуда, –

будем стряхивать звезды со щек и беседовать с небом –

эти речи пречистым рождественским выпадут снегом:

он спасет, он укроет от боли родных и любимых повсюду.

И пели! Потому что Наташа всю жизнь занималась авторской песней, с бардами дружила... (Какие чудные сохранились фотографии... С Леонидом Сергеевым, Вероникой Долиной, Вадимом Егоровым, Дмитрием Сухаревым, Юрием Визбором, Виктором Берковским, Леонидом Филатовым... Иных уж нет... А те далече.) А уж как Наташа писала про бардов – это отдельный разговор. Я думаю, никто в стране так талантливо, ярко, точно не анализировал авторскую песню. Так бережно и внимательно не относился к каждой написанной ими строчке.

Та женщина из деревни, узнав, что я была знакома с Наташей, побежала и принесла мне подаренную ей Майей Ефимовной книжку стихов Наташиного папы, и я открыла, и заревела почти сразу.

Мы очутились у моря

Памяти, скорби и горя,

Моря страданья и тьмы.

Только живем утешеньем:

Вслед за прекрасным виденьем

В нем растворимся и мы.

Теперь они вместе – Наташа и ее папа... Так хочется верить, что их любовь продолжается... Потому что в этой жизни понимали друг друга с полуслова, перекликаясь в стихах, в песнях, в чувствах.

Пиши стихи, моя наследница!

На острие карандаша

Трепещет, радуется, светится

Твоя певучая душа.

Так напишет Павел Яковлевич совсем еще юной Наташе. И дальше...

И счастье с нами, чутким зрителем,

В молчанье рядышком присев,

Когда стихи своим родителям

Читает дочка нараспев.

Боже мой, как любили свою доченьку, как понимали, как верили в нее. Обожали...

6 мая 1973 года. Наташе 18 лет. Совершеннолетие... И папины строчки.

И ты сама – почти что совершенна,

И это – совершенно несомненно

И никому оспорить не дано.

И если это утвержденье спорным

Покажется каким-то душам черным –

Мол, совершенно только божество!

Извольте: в Горьком, во Втором Нагорном

Мы вам продемонстрируем Его!

Наташа, конечно, знала, что ее любят ТАК... Ценила эту любовь, страдала, потому что понимала, что болеет серьезно...

Как жалеют меня родители!

Так жалеет людей атмосфера,

даря загазованным легким

хрустальный глоток озона.

Как спасают меня родители!

Так вода спасает пустыню,

исчезая вмиг и бесследно

в ненасытном навеки песке.

Я не могла не написать эту статью. И много раз уже бралась за нее. Но тонула в материале, в собственной нежности и любви к Наташе. Зачем мне это было нужно? Наверное, хотела, чтобы как можно больше людей знали и помнили. И читали ее стихи. В 1991 году вышла маленькая книжечка "А потом – в судьбе продлиться". Издание это было осуществлено родителями Наташи. И я ужасно им была благодарна и боялась, что это все. Но ведь пел когда-то любимый Наташин Визбор: "Слава богу, мой дружище, есть у нас враги, значит, есть, наверно, и друзья". Насчет врагов не знаю, а друзья у Наташи действительно замечательные. И в этом году, когда ей должно было исполниться 50, благодаря усилиям друзей вышел замечательный сборник "Наташа: поэзия, публицистика, воспоминания...".

Светлая книжка. И люди, о Наташе вспоминающие, удивительные... Знаете, так бывает. Когда общаешься с талантливым, ярким человеком, сам делаешься лучше, благороднее, умнее. Это про Наташу и ее друзей. Только тираж-то всего 500 экземпляров. А я бы ее стихи читала в школе, детям...

Влюбляюсь, влюбляюсь!

Мир сделал веселую стойку,

опавшие листья

обратно на ветки взлетели.

Был тягостный дождь –

заблестел пестротой канители,

а Баба-Яга

пробежала девчонкой босою.

И знаю, что те, кто хоть однажды прикоснулся к Наташиным строчкам, в самые разные для себя минуты открывают ее тоненькую книжку:

Я повторю сто тысяч раз,

как я прекрасна,

добавив пару веских фраз,

чтоб стало ясно.

Добрее всех, скромнее всех,

умней – уж точно!

Мой чуден смех, ничтожен грех,

печаль – не точит.

Со мной – любовь, друзья, семья

и горы денег!

...Все это называю я –

аутотренинг.

Ах, Наташа, где взять силы для аутотренинга, когда думаешь о дорогих людях, близких и далеких, но ушедших... Может быть, в стихах твоего папы...

И твой голос живет, и твой голос зовет.

И полет никогда не прервется.

Майя БЕЛЕНЬКАЯ