Даже беглого взгляда на творческое наследие В.С. Высоцкого достаточно, чтобы выделить социально-критическую направленность его поэзии как одну из эстетических доминант. Обобщенный социум у В.С. Высоцкого обыкновенно негативен: "Зачем мне быть душою общества, // Когда души в нем вовсе нет!", "Бродят толпы людей, на людей не похожих", "Так ему, сукину сыну, – // Пусть выбирается сам". В художественном мире поэта именно его герой является носителем знания о должном отношении человека к человеку: "Разомкните ряды, /Всё же мы – корабли, – // Всем нам хватит воды, // Всем нам хватит земли", "И без страха приходите // На вино и шашлыки. <...> затупите // ваши острые клыки <...> Нож забросьте, камень выньте // Из-за пазухи своей". Поиск ч е л о в е ч е с к и х отношений мыслится героем В.С. Высоцкого как одна из доминирующих целей: "Север, воля, надежда – страна без границ, // Снег без грязи, как долгая жизнь без вранья", "И где люди живут, и – как люди живут". Часто герой В.С. Высоцкого бежит из социума: в раннем творчестве – от несостоятельности, неидеальности находящейся рядом женщины ("Красное, зеленое" (1961)) или несвободы исходной ситуации – ("Зэка Васильев и Петров Зэка" (1962)), В зрелом творчестве причиной побега лирического героя непосредственно становится его неудовлетворенность окружающей социальной действительностью ("Очи черные" (1974)). При этом конечные пункты пути либо не названы вообще, либо являются местами чрезвычайно отдаленными и лишенными социума: "в Магадан", "в холода", "не известно, к какому концу", "от бед в стороны", "на Север", "в грозу", "вглубь", "ввысь", "на Вачу", "и в кромешную тьму, и в неясную згу".

Поэтическое наследие В.С. Высоцкого представляет целый спектр вариантов маргинального существования его героя: волк, воин, разбойник, бродяга/странник, поэт, пьяница, сумасшедший, актер, шут. Если взять за основу наших дальнейших рассуждений антропологическую концепцию противопоставления культурных кодов сакрального центра и маргинальной периферии, актуальность которой для творчества В.С. Высоцкого доказана С.В. Свиридовым [1], то можно заметить, что все перечисленные ипостаси героя имеют архетипический характер и тяготеют к периферийному пространству. Все перечисленные выше модификации героя В.С. Высоцкого восходят к базовой мифологеме героя-волка ("Охота на волков" (1968)), что говорит об их семантическом единстве и позволяет нам говорить о существовании на протяжении всего творчества поэта цельного образа героя В.С. Высоцкого. В этом смысле примечательно, что именно "Охота на волков" (1968) входит в ядерную часть творческого наследия поэта, является как бы его визитной карточкой.

С точки зрения мифопоэтики статусы разбойника и воина объединены мифологемой волка. Важным атрибутом воина у В.С. Высоцкого является конь. Практически единоличное существование героя-разбойника в творчестве В.С. Высоцкого (до 1963 г. включительно) сменяется периодом, для которого характерно слияние в образе одного героя статусов воина и разбойника ("Штрафные батальоны" (1964)), затем автор возвращается к образу разбойника лишь эпизодически, причем он подается, как правило, в экзотическом контексте: космонавт, пират, политзаключенный ("Песня космических негодяев" (1966), "Еще не вечер" (1967), "Банька по-белому" (1968), "Пиратская" (1969), "Банька по-черному" (1970), "Был развеселый розовый восход..." (1973), "Баллада о вольных стрелках" (1975)). Эти ролевые герои своей героической сутью смыкаются в данный период творчества В.С. Высоцкого с героями-спортсменами, шахтерами и т. д. Важно, что с точки зрения мифопоэтики, образы моряка, воина, разбойника имеют схожую – волчью – сущность и часто сопровождаются образами "коня (ладьи [у В.С. Высоцкого – корабля – E. К.]), как специфического атрибута волчьей "подвижности"" [2, 400]. Таким образом, и ролевой образ моряка(-пирата) в художественной системе В.С. Высоцкого становится не случайным, обнажается его тесная связь с лирическим героем поэта. В.С. Высоцкий лишь варьирует формальное выражение в рамках по сути одной и той же мифологемы – герой-волк, пребывающий в периферийном пространстве, будь то лес или море.

Таким образом, в поэзии В.С. Высоцкого герой-воин является логическим продолжением героя-разбойника, следующей стадией его существования, герой как бы взрослеет вместе с автором. Тема войны является своего рода инициацией для героя В.С. Высоцкого, но не в рамках какого-либо конкретного текста, а в рамках всего творческого наследия поэта (маргинальный юношеский разбойничий статус, характеризующийся в целом подростковым деликвентным поведением, сменяется статусом воина). Временная принадлежность героя-воина для нас в данном случае не важна: образы рыцаря и участника Великой Отечественной войны статусно идентичны: с точки зрения мифопоэтики это равно герой-воин.

1978 г. датируется текст "Конец "Охоты на волков" или Охота с вертолетов", где мы находим образ постаревшего, обессилевшего и не вышедшего "за флажки" героя-волка. В поздний период творчества В.С. Высоцкий в репрезентации образа героя-воина-разбойника-бродяги концентрирует внимание на его гибели, на завершении судьбы волка: "Летела жизнь в плохом автомобиле // И вылетала с выхлопом в трубу", "чтобы в спину ножом", "В грязь ударю лицом, завалюсь покрасивее на бок – // И ударит душа на ворованных клячах в галоп", "Под деньгами на кону // (Как взгляну – слюну сглотну) – // Жизнь моя, – и не смекну, // Для чего играю. // Просто ставить по рублю – // Надоело, не люблю, – // Проиграю – пропылю // На коне по раю". Символично также, что последнее произведение В.С. Высоцкого, посвященное теме войны, носит название "О конце войны" (1978). И посвящено оно вполне закономерно не столько близкой победе, сколько неоконченной войне.

Постаревшему волку хочется жить ("Под деньгами на кону // (Как взгляну – слюну сглотну) – // Жизнь моя"), но сил жить больше нет. Отсюда это совсем не "высоцкое" пассивно-рассуждательное первое четверостишие последнего стихотворения поэта (1980): "И снизу лед и сверху – маюсь между, – // Пробить на верх иль пробуравить вниз? // Конечно – всплыть и не терять надежду, // А там – за дело в ожиданье виз. Почти элегическое понятие "надежды" для уверенного в себе, активного, "сильного" героя В.С. Высоцкого вообще не характерно. В том же духе – последнее посвящение Михаилу Шемякину, "чьим другом мне посчастливилось быть": "Мишка! Милый! Брат мой Мишка! // Разрази нас гром! – // Поживем еще, братишка, // Po-gi-viom!".

Однако цель героической судьбы – героическая смерть. Но постольку, поскольку в окружающей реальности полноценное волчье существование не может реализоваться, не может состояться героическая смерть ("Я не успел (Тоска по романтике)" (1973)), то единственно возможным для воплощения вариантом волчьего существования становится наркотическая модель поведения, приблизившая биографию поэта к ее логическому завершению ("Безвременье вливало водку в нас"). Такая смерть – замена невозможной героической гибели. Поэтому наркотический тип поведения приобретает в художественном мире поэта столь большое значение и зачастую реализуются не только посредством ретроспективных образов (как образ героя-воина) и ролевого начала (как образ героя-разбойника), но и при помощи множественных отсылок к биографии самого поэта.

Аналогичное значение в художественном мире В.С. Высоцкого приобретает и поэтическое творчество. Судя по доступным нам текстам, образ поэта был для В.С. Высоцкого первой ипостасью его героя ("День на редкость – тепло и не тает...", "Про меня говорят: он, конечно не гений..." (к. 50 – н. 60-х.)). Кроме того, образ поэта среди прочих ипостасей героя В.С. Высоцкого является наименее ролевым, наиболее близким биографическому автору, о чем свидетельствует множество очевидных отсылок к внехудожественной реальности, к авторской биографии, без которых обходится редкий текст, организованный образом героя-поэта-певца. Судьба пророка в поэзии В.С. Высоцкого тесно связана с двумя поведенческими стратегиями – безумие и пьянство.

Важно отметить, что собственным поэтическим опытам В.С. Высоцкий изначально сам вполне осознанно придает маргинальный статус: его стихи не вписываются в контекст официальной культуры ("Мое имя не встретишь в рекламах // Популярных эстрадных певцов"). Поэт сам изначально манифестирует свой статус певца маргинальной культуры ("Сочиняю я песни о драмах // И о жизни карманных воров"). Кроме того, в художественном мире В.С. Высоцкого, как и в мифологической традиции [3], не проводится семантической дифференциации между поэтом и певцом, а статус поэта отождествляется со статусом пророка. "Пророки и художники имеют склонность к лиминальности и маргинальности"" [4]. Образ пророка и певца-поэта у В.С. Высоцкого также сближается через образ Христа, который мыслится одним из великих поэтов ("О фатальных датах и цифрах" (1971)).

В стихотворении "Из-за гор – я не знаю, где горы те..." (1961) в поэзии В.С. Высоцкого первые появляется образ пророка, который является в город с периферийного пространства. Город "задыхавшийся", его население – "серая масса бездушная". Сам же пророк со "спокойною, странной и такой непонятной улыбкой" и знанием "чего-то заветного", "самого вечного", "самого светлого", "всего бесконечного", "самого главного" и "самого нужного" восстанавливает в жизненном укладе города некий первоначальный, должный порядок при помощи слова: "И, забыв все отчаянья прежние, // На свое место все стало снова: // Он сказал им три самые нежные // И давно позабытые слова.

Герой В.С. Высоцкого является носителем знания о должном, занят поиском его воплощения в реальности и выживания в условиях десакрализованного мира. Поэтому герой В.С. Высоцкого и манифестирует свою мессианскую роль поэта: "Я до рвоты, ребята, за вас хлопочу".

Библиографический список

1. Свиридов С.В. Конец ОХОТЫ: модель, мотивы, текст // Мир Высоцкого: исследования и материалы. – М.: ГКЦМ В.С. Высоцкого, 2002. – Вып. 6. – C. 113–160.

2. Михайлин В.Ю. Тропа звериных слов: пространственно ориентированные культурные коды в индоевропейской традиции / В.Ю. Михайлин. – М.: Новое литературное обозрение, 2005. – 540 с.

3. Топоров В.Н. Поэт, певец // Мифы народов мира: энциклопедия: в 2 т. / под ред. С.А. Токарева. – М.: Большая Российская Энциклопедия, 2003. – С. 327–328.

4. Гурин С.П. Маргинальная антропология. – URL: http://lib.rin.ru/doc/i/51560p8.html.

Е.В. Климакова

Новосибирск