Сентиментальные размышления

Старье? Берем!

Фред Солянов

"Песня о парижском старьевщике".

Такая редкость — выдался свободный день. Полностью. Не помню, когда последний раз было такое. Запланированную поездку на строительство масленицы благополучно проспал. Других неотложных дел вроде бы нет. Что ж, воспользуюсь случаем. Вытаскиваю из-под кучи хлама в углу магнитофон, сдуваю слой стародавней пыли, ставлю пленку, которую уже довольно давно взял послушать у своей приятельницы. Я уж, грешным делом, начал забывать о ее существовании (пленки, а не приятельницы), так и не прослушав ни разу. На пленке старые записи. Ада Якушева. В который раз уже слушаю эти песни более чем 30-летней давности. И снова, будто впервые, что-то внутри преображается, возникает особое, ни с чем не сравнимое ощущение, хочется стать добрее и лучше, искать и находить таких же хороших людей и любить их, надеяться и верить во что-то очень большое и светлое, что обязательно будет, не может не быть.

Не раз задумывался о том, в чем же такое неповторимое обаяние старых авторских, "бардовских" песен? Именно старых, 50-х — 60-х годов, на заре зарождения этого жанра. Об этом уже много сказано и написано; с тех пор, как сняли запреты, появился ряд книжек, посвященных бардам и их песням. Поэтому наверняка где-то в чем-то я буду повторять уже известные вещи. Но все же мне бы хотелось, не заглядывая в эти книжки, поделиться кое-какими своими личными соображениями, впечатлениями, воспоминаниями, возможно, субъективными и не всегда вполне обоснованными. Ни в коей мере не претендую на какую-либо объективную истину. Просто мысли вслух.

Итак, авторская песня времен молодости наших родителей.

Если к этим песням подойти с точки зрения высокохудожественных критериев, то они в массе своей не выдержат никакой мало-мальской критики. Действительно, за редкими исключениями, и тексты неказистые, и музыка, не музыка — мотив, примитивный, на 3 — 4 аккорда, и исполнители (они же — авторы) не блещут ни голосовыми данными, ни техникой игры на инструменте. Помню фильм 1964 года об авторской песне. Молоденькие такие там все, даже не узнать, — Ким, Якушева, Полоскин. Поют свои песни. Зал зачарованно слушает, нацелившись микрофонами громоздких бандур тех лет типа "Тембра" или "Яузы". Вперемежку с этим показывают серьезных солидных дядей, музыкальных критиков, знающих толк в жизни и в том, чем они занимаются. И они, исходя из тех же высокохудожественных критериев, с важным видом доказывают, что эти песни — в лучшем случае туристско-студенческие поделки, которые, отжив свой недолгий срок для узкого круга лиц, навсегда канут в небытие. Послушать их — формально все правильно. Что интересно. Но они при всей своей образованности не увидели в этих песнях главного, того, что до сих пор дает им дыхание и жизнь. То ли в силу своего возраста, то ли в силу воспитания, то ли просто потому что другое поколение. А здесь нужны несколько другие критерии. В таких песнях всегда было сильно личностное начало, обращенное, как правило, к кругу единомышленников, которым все станет ясно без всяких музыкальных критиков, которые поймут, поддержат и подпоют.

Вот, например, песня.

Взметнулась вверх рука:

— Прощай! — Пока.

Покачивает ночь

На спинах облака.

Мужчина, не дури!

Кури, кури

До синих петухов,

До утренней зари.

А утром — был таков:

Шагай легко

И мимо петухов,

И мимо облаков.

Задышит горячо

В твое плечо

Распахнутый рассвет,

Разрезанный лучом.

Взметнулась вверх рука:

— Прощай! — Пока.

Покачивает ночь

На спинах облака.

Юрий Визбор, 1963 год. Пожалуй, наиболее близкий мне автор. О чем песня? Да вроде бы ни о чем. Текст, взятый сам по себе как стихи, ничего особенного не представляет — слова в рифму. Незатейливый мотивчик. Но когда слушаешь эту песню в исполнении автора, каждое слово вдруг оживает, становится осязаемым, приобретает свой смысл. Мне, например, здесь видится такая картина. Ночь. И бледная полоска неба на горизонте — последний след догоревшего дня. Степь, жесткая чахлая травка под ногами вперемежку с комьями сухой земли. Впереди чуть слева — деревня. Только что погас последний огонь. Тишина. Только цикады стрекочут, да изредка пару раз гавкнет собака. Дымок от костра. Молчаливый спутник сидит и курит. Смотрит куда-то вдаль. Думает о чем-то своем. А может и ни о чем. Просто сидит и курит. Зачем обязательно о чем-то думать, когда так тихо и безмолвно на земле? Легкий ветерок. Лиловые облака на горизонте. Позади нелегкие километры. Впереди — неизвестные. Что-то нас там ждет... Вот небо начинает светлеть. Рассвет. Запел петух. За ним другой, третий. Пора. Тяжеловато не спамши. Но надо идти. В добрый путь.

Не мною одним замечено это интересное явление: незамысловатый текст и простенький мотив соединяются вместе — и рождается замечательная песня! Будто какая-то химическая реакция происходит. Конечно, такое бывает далеко не всегда, но тому есть немало примеров. У меня дома много сборников текстов песен. Так их читаешь — ничего особенного. И забываешь. Потом где-нибудь кто-нибудь эту песню споет. Начинаешь вспоминать: что-то такое знакомое... Елы-палы, так это ж из моего сборника! А я ее так пролистал... Какая песня! А ведь ни в словах, ни в мелодии, отдельно взятых, нет того.

Может, дело в том, как спеть? От этого действительно много зависит. Например, слушая Визбора, понимаешь, что говорить можно не только словами, но еще интонацией, улыбкой, которая даже с магнитофонной пленки так отчетливо слышна и видна, несмотря на низкое качество звука. Более того: исполнением можно кардинально изменить смысл песни. Первый раз мне это открылось, когда я работал в геологической партии вместе с Володей Туриянским (проработав с ним три сезона, могу его так называть, несмотря на большую разницу в возрасте). Все, конечно, знают песню "На Тихорецкую состав отправится". Главным образом, по фильму "Ирония судьбы". Такая вокзально-уезжальная песенка с легкими вздохами и легкой грустью. Володя ее иногда пел, но совсем не так, как в фильме. Ни одного слова он не изменил. Но вместо легкой грусти вдруг начинает наплывать тяжелейшая драма и состояние, близкое к отчаянью. Как сказал один мой старый КСП-шный приятель, он фактически создал другую песню на те же слова ту же мелодию. Или песня Городницкого "Над Канадой". Тоже хорошо известная. И вот она звучит с пластинки норильского ансамбля. Слова — те же, музыка — та же. И никакой тебе Канады! Солнечный жаркий день, море, легкая рябь на воде, солнечные блики, лодочку так мерно покачивает, куда-то ты плывешь вместе с ней... Песня получилась совершенно не о том, о чем слова песни.

Или, может быть, дело в настроении, которое песня несет? А оно, как мозаика, складывается из разных мелочей. Если ты настроение уловил, и оно тебе близко и понятно, то, значит, это твоя песня...

А пленка между тем все крутится. Кончилась Якушева, перевернул катушку. Читаю на коробке: "Старые туристы. Песни 50-х — 60-х годов. Запись 1985 г." Слушаю — совсем другие ощущения. Поют двое — парень и девчонка. Хорошо поют — на два голоса. Хорошо играют. И хорошие песни. Та же Ада Якушева. Но чего-то не хватает, и очень важного. Чего-то такого, что заставляет верить. Аду слушаю — верю. А здесь... Хорошо поют. Вернее будет сказать — технично. И сразу вспоминаются слова Туриянского из песни, посвященной все той же Якушевой:

Пусть кое-кто пожмет плечами:

Мол, семиструнный лад не тот...

Играй, Адель, не знай печали,

Теперь так вряд ли кто споет.

И уж давно так не пишут. Хотя пишут сейчас, как говорят, все, кому не лень. Но по-другому пишут. Где те простые, ясные, трогательные слова, куда девалась благозвучная душевность, куда ушла эта окрыляющая чистота? И это касается не только авторской песни. Я с большим удовольствием слушаю и пою старую советскую эстраду, песни из репертуара Утесова, Бернеса и прочих. Даже голоса тогда другие были! Люблю группу "Битлз" в отличие от всех нынешних. Люблю смотреть старые советские кинофильмы — "ублажалки", как мы их называем. Где это все сейчас? Мне скажут, что жанр авторской песни на месте не стоит, развивается, простые формы уступают место более сложным, расширяется тематика, песня совершенствуется и в поэтическом, и в музыкальном, и в исполнительском плане. А еще скажут, что сейчас другое время, другие настроения, другие проблемы, и на песне это не может не отразиться. Слышал я такие казалось бы безупречные рассуждения по этому поводу. Слышал в большом количестве и песни современных авторов. В большинстве случаев они пролетали мимо меня, никоим образом не задевая. Бывало, что путем больших мозговых усилий заставлял себя вникнуть, хотя бы о чем идет речь в песне. Навертят, накрутят, слов нагромоздят, гармонию завернут так, что ушам больно — сколько выпендрежу! А у Дулова песня "Разговор ни о чем" — 4 аккорда, "Принцесса" Кутузова — 3 аккорда, а какие обе мелодичные! В таких случаях мне всегда вспоминается стих преподобного старца Амвросия Оптинского: "Там, где просто, там ангелов со ста, а где мудрено, там ни одного". Корявый такой стих. Зато в самую точку.

Помню, сколько раз мне пытались объяснить, какие хорошие песни у Розенбаума. Потом — у Щербакова. Тогда было повальное увлечение. Но как бы меня ни убеждали — ну не принимало нутро мое этих песен, хоть ты тресни! Вот и сейчас на пленке пошло что-то такое же, "из новых". Старые туристы кончились. Надоело. Выключил.

Такая вот у меня получилась безотрадная картина. Но вдруг... Где-нибудь на слете промелькнет что-нибудь такое случайно услышанным последним куплетом — и забудешь, куда шел, а автор уже сошел со сцены и затерялся в толпе. Такое нередко бывает на Грушинском фестивале под Самарой, где собирается народ из разных городов. Кстати сказать, эти "разные города" в отличие от нашей родной первопрестольной, и, видимо, благодаря этому, в какой-то мере сохранили тот дух, который сообщает такую притягательную силу старым песням. Или просто там "процесс пошел" позже?.. Ходили, помню, мы по Алтаю, и как-то раз к нам на одну ночь пристали две девчонки — Анжелика и Света. Они догоняли свою группу, у них не было ни спальников, ни палатки, и негде было ночевать. Света оказалась из горно-алтайского КСП. Полночи мы сидели у костра с гитарой, забыв про отдых и сон. Когда она пела, я слушал, затаив дыхание. И только после каждой песни спрашивал: это кто? кто автор? Она называла фамилии. Все незнакомые. Все иногородние. Свердловск, Новосибирск, Барнаул. Больше с ней мы не виделись. Но это воспоминание — одно из самых прекрасных за все время, пока себя помню. Хотя прошло уже почти 8 лет. Удивительное свойство этих песен — они сближают людей. По крайней мере, располагают к тому.

Перечитал сейчас, что написал. Выходит, что не настолько все безотрадно. Исключения из правила есть, и их, видимо, не так уж мало. Но они в большинстве случаев пребывают в неизвестности. Есть, конечно, и общепризнанные. Анатолий Киреев, например, один из символов Грушинского фестиваля. Но это единицы. А где остальные? Почему мы их не знаем? Может, потому что нет сейчас в них особой потребности? Массовому слушателю нужны другие мотивы, другие слова, другие интонации, а то простое, светлое и чистое воспринимается в лучшем случае как воспоминание о безвозвратно ушедших временах. И это, в общем-то, один из показателей состояния нашего общества.

В этой связи вспоминается 14-й Грушинский, 1987 год. Как раз тогда был тот короткий период времени, когда почти после 20-летнего перерыва снова стала появляться Ада Якушева. Она приезжала на Грушинку вместе со всем своим семейством и выступала на большом ночном концерте, на "гитаре". "Гора" — зрительный зал — аплодировала и мерцала фонариками (знак одобрения, принятый на этом фестивале). Вроде бы все в порядке. А на следующий день, проходя мимо, случайно услышал конец интервью Татьяны Никитиной. Не помню всех деталей, но смысл постараюсь воспроизвести. Речь шла о том, какая песня сегодня "кушается" публикой, а какая нет. "Мы-то, — говорит, — в этой системе (песенно-КСП-шной) постоянно вертимся, собаку съели в этом деле, знаем, что и как надо спеть, чтобы пройти на "ура". Вот вчера вышла на сцену Ада Якушева, человек далекий от всего этого, человек кристально чистый не в пример нам всем (так приблизительно это и было сказано). И спела так, как пели 20 лет назад, и очень тяжело и обидно было наблюдать, что это, в общем-то, оказалось никому не нужно". Признаюсь, что я был несколько удивлен, услышав такое — на концерте мне показалось, что ее хорошо восприняли. Впрочем, я наверняка видел только верхушку айсберга, а Татьяна — профессионал в этих делах.

К слову сказать, на том же фестивале я разыскал палатку Ады Адамовны. Так приятно было с ней разговаривать! Она оказалась такой простой и доброжелательной. К авторам такого ранга, как она, обычно бывает боязно подступиться — ходят такие с важным видом по поляне и раздают с барского плеча автографы прорвавшимся к ним счастливцам-почитателям. Я даже набрался наглости и попросил ее встать перед фотоаппаратом. Никаких проблем. Даже дочек своих позвала — Татьяну (которая Визбор) и Дашу, младшую. И эту фотографию, где они втроем, я храню, и она мне дорога.

А вот мнение Валентина Глазанова по поводу какого-то очередного песенного конкурса, где он был одним из членов жюри. Запись эта у меня есть на кассете, поэтому привожу слова текстуально.

"Я не буду оригинален и скажу, что мне страшно понравилась техника игры на гитарах. <...> А что касается смысла того, что вы здесь пели, то меня огорчает, что как-то мало пронзительной лирики. Вот... Такое впечатление, что вы разучились любить. Потому что... семь песен были про дожди, я подсчитал, ну и остальное, в общем, приблизительно в таком же стиле".

Сказано достаточно жестко. Кстати, на всех таких конкурсах, где мне случалось бывать, высказывалось, может быть в более мягкой форме, но примерно то же самое.

А в связи с упомянутой замечательной техникой игры на гитарах мне вспоминаются слова Бориса Вахнюка (тоже текстуальное воспроизведение с кассеты):

"Отличие старых бардов от молодых, самое яркое и самое точное — это все старые барды играли на семиструнных гитарах. <...> Все старики — они абсолютно по-разному, абсолютно индивидуально окрашенно, не очень хорошо играют на семиструнных гитарах. Но все абсолютно по-своему не очень хорошо играют на этой гитаре. Все молодые — блистательно, одинаково, как поросль, под гребеночку состриженная, блистательно играют на шестиструнных гитарах. И вот в этом самое главное отличие".

Оставляю без комментариев эти высказывания. Только хочется вспомнить пару замечательных старых песен. Тех самых "пронзительно-лиричных".

Ада Якушева.

В речке Каменной бьются камни,

По гранитным скользя камням.

Древними каменными глазами

Смотрят горы на меня.

Смотрят горы сквозь серый вереск,

Заклиная наперебой.

Я каменею, почти поверив

В их могущество над тобой.

Я немею, поверив словно

В риск на каменном краю

И в ледяную немногословность,

Так похожую на твою.

И с протянутыми руками

В этой каменной стране

Я бы сама обратилась в камень,

Чтобы ты поклонялся мне.

Как сказал один мой знакомый, только по уши влюбленная девчонка могла такое написать.

Вот вторая. Анатолий Загот, стихи Л. Однопозова.

Красный отблеск семафора

Лег на рельсы, лег на рельсы.

Видно, поезд твой не скоро.

Ты согрейся, ты согрейся.

Рельсы лунною дорожкой

Вдаль уходят все быстрее.

Дай-ка я твои ладошки

Отогрею, отогрею.

Глупый ветер по перрону

В лужах счастье ищет, ищет.

Прошумел по перегону

Твой экспресс Москва — Мытищи.

Ты уедешь — пусто станет,

Станет долгим-долгим вечер...

До свиданья, до свиданья,

До свидания, до встречи.

Сколько трепетной нежности в этих двух куплетах!..

За прошедшую осень я после длительного перерыва пару раз выбирался на слеты. И мне показалось, что такие песни потихоньку снова начинают петь. Что люди снова потянулись к тому чистому, по хорошему наивному, что придает такое обаяние этим песням. Дай Бог, чтобы это было так.

А вот времена примерно 10-летней давности. Я тогда активно пребывал в КСП, в кусте "Беляево". Замечательный, между прочим, был куст. По своей внутренней атмосфере он резко выделялся среди других ему подобных. Я до сих пор с большой нежностью вспоминаю времена, когда было так. Но должен сказать, что КСП того времени, несмотря на громогласные декларации, что каждый может петь все, что хочет, отличался крайней ортодоксальностью. По крайней мере тот КСП, с которым я непосредственно общался. Шаг влево, шаг вправо приравнивался к побегу. Попробуй, например, сказать, что тебе не нравится Окуджава или Высоцкий. Или спеть что-нибудь из советской эстрады, пусть хорошее, но "не наше". Сразу: "Ты что, больной? Может, врача вызвать?" Это в лучшем случае. Помню, был концерт Володи Кутузова, замечательного, на мой взгляд автора, кстати сказать, из молодых. И в моем кусте "Беляево" его тоже очень любили. Но в широких КСП-шных кругах он был больше известен как "автор одной песни". Было такое понятие. Это значит, что есть одна песня, которая широко поется, которую все знают — и все. Остальных песен никто не поет и не знает. Такова, например, песня "Люди идут по свету" И. Сидорова и Р. Ченборисовой. И у Кутузова есть такая песня, наверняка многие ее слышали. Солдатская. Там еще такой припев:

Светлая головушка,

Пыльные погоны.

Тихо плачет матушка.

Свечка да икона.

Тогда ее пели во всех электричках. Хорошая сама по себе песня. Но у него много и других, не менее хороших, таких, как "Принцесса", "А если я сойду с ума", "Зацепило солнышко краешком за тучу". Или прекрасная песня "С улыбкой":

Только с тобой жизнь — клад,

Только с тобой в ней лад,

Только с тобой мил дом,

Только с тобой жить в нем.

Только с тобой, мой друг,

Вынесу цепь разлук,

Только с тобой легка

Бешеных дней река.

Только с тобой мы — свет,

А без тебя нас нет,

А без тебя мир плох.

Да сохранит нас Бог.

В радостном далеке

Выйдем — рука к руке.

Только бы, только там

Выпала встреча нам.

"С улыбкой к тебе, с улыбкой к жизни, но — с улыбкой", — так автор объяснял название песни.

Так вот, был концерт Володи Кутузова, и публика плевалась. Посылали ему ругательные записки типа: "нельзя так писать, как вы пишете — это вообще не песни, а не пойми что, песня должна быть такая и такая, в ней должно быть то-то, то-то и то-то".

Много позже я пел песни Кутузова в разных компаниях (замечу: не КСП-шных), и мне почти всегда с восхищением говорили: "Как здорово! Кто автор?" И просили спеть еще и еще. И мне необычайно приятно было это делать. Каждый, кто поет, знает, как бывает радостно, когда то, что ты поешь и что пытаешься в песню вложить, вдруг находит отзвук в том, кто тебя слушает. Для меня такие мгновения — это моменты счастья. К сожалению, такое случается редко. Все больше приходится петь как бы по обязанности, потому что "надо", потому что "кто же, как не ты". Или еще хуже — чтобы заполнить тишину, потому что пауза слишком затянулась. Не люблю, когда песня превращается в работу. А хуже всего — когда начинаешь петь, особенно что-нибудь новое, и видишь, что это никому не нужно, все заняты своим, а допеть надо до конца, прерывать песню нельзя. Получается уродец. Ланцберг однажды на концерте сказал такую фразу, что песня — как награда и ее надо заслужить.

Помню, Володя Туриянский в экспедиции все критиковал, как я пою. Я тогда молодой был, только выучился играть на гитаре, пел много и без особого разбора. Он тогда мне сказал: "Песня — это как изысканное блюдо, и нельзя ее лопать как картошку с тушенкой". Меня это тогда немного обижало (хоть вида старался не подавать), но в итоге все его замечания оказались для меня ценными и помогли мне. И я Володе за это благодарен.

И наконец, хочу коснуться еще одного аспекта, наверное, самого важного для меня. Не мною одним подмечено, что песни — как люди: с ними встречаешься, дружишь, отходишь от них и снова возвращаешься. В самых разных вариациях. Разные песни — разные судьбы. Ко мне, например, некоторые песни приходят непосредственно с конкретными людьми. Иногда только этому человеку и можешь ее петь. Бывает, что песня возникает после конкретной ситуации, по поводу. Когда такую песню поешь, будто бы заново ее переживаешь. Бывает, что песня звучит как доверительный разговор, когда можно просто взглянуть друг другу в глаза — и все станет ясно.

"Разговориться так порою сложно,

Зато потом расстаться невозможно..."

Есть песни как спасательный круг. Ланцберг как-то сказал, и я это по себе знаю, что часто, когда ничто другое уже не помогает, помогают песни. Помню, на вечере, посвященном Аде Якушевой (полное ее имя — Ариадна) Ирина Олтаржевская, руководившая в свое время якушевским октетом девочек, сравнила ее песни с нитью Ариадны, которая помогает находить выход из самых запутанных жизненных лабиринтов.

И мне думается вот о чем: если песня чистая и светлая и находит отклик в душе, то она, видимо, и нас делает в какой-то мере добрее и чище. И если так, то, значит, есть, ради чего петь и есть, ради чего жить.

"Ты приходи сюда на утренней заре,

Пусть ноша нелегка и путь сюда далек,

Зато, быть может, в этом песенном костре

И ты найдешь свой жаркий уголек".

А. С. П.

февраль-март 1995 г.