Автор предположительно Сергей Рыбалка (президент КСП "Поиск" г. Владивостока), но точно неизвестно. – прим.ред.

Начиная с 1982 года каждый март во Владивостоке отмечался любопытным событием, получившем в том же году наименование Дней самодеятельной песни. Причем нами, организаторами Дней, клубу СП "Поиск" ДВ политехнического ин-та, вполне сознательно было выбрано именно такое название: не фестиваль, не только праздник и радостная встреча старых знакомых, не только многочисленные концерты на радость зрителям, но к тому еще и возможность серьезного разговора о том, что волнует, что тревожит. КСП-шный Дальний Восток получил, таким образом, свой постоянно действующий семинар, рабочий орган и проч. и проч.

5 лет "под знаком" Дней самодеятельной песни не прошли безрезультатно: укрепились наши связи друг с другом и с "внешним миром" (об этом еще поговорим особо), возник своеобразный "театр песни" в клубе "Поиск", выросли свои авторы, появились и всерьез заявили о себе КСП в различных городах региона. А, наверно, самое главное — сложилась совершенно особая общность людей, очень разных по своим характерам и т.д., разделенных подчас 70-ю самолетными рублями, но, как оказалось очень друг другу нужных, не мыслящих себя друг без друга, пусть даже и не расписывающихся публично в своих горячих дружеских чувствах. И безусловно, эффект "неспешного общения", применяемый ныне многими педагогами-новаторами в качестве одного из основополагающих, здесь сыграл не последнюю роль, собственно говоря, "неспешное общение" в сочетании с принципом "человек не меньше человека" — видимо, главное, что притягивает, удерживает нас в этом самом движении КСП.

Владимир Дашкевич, композитор вроде бы насквозь профессиональный, как-то заметил, что в аббревиатуре КСП вторая буква имеет для него триединое значение: свобода, самобытность, смысл. Сейчас, после пяти лет, после марта 1982 года, нам кажется, что поиск этого триединства и является главным смыслом и содержанием Дней самодеятельной песни во Владивостоке и в 82-м, и в 83-м, и в 87-м, и в будущем.

К сожалению (или к счастью?), материалы Дней самодеятельной песни 1982-86 гг. представляют собой довольно пухлый том, а потому мы здесь ограничимся годом нынешним. Итак, 26-30 марта 1987 года, Владивосток, улица Пушкинская, 35, КСП "Поиск", Дни самодеятельной песни.

Кстати, готовить и проводить Дни песни в нынешнем году было гораздо легче и проще, и приятней, чем в любом из предыдущих, в чем, несомненно, сказываются перемены, происходящие в стране. Однако, как это ни странно, основные наши проблемы не только не исчезли, но еще и обострились, что наверно, лишний раз доказывает, что корни любых неудач и корни обновления лежат внутри нас, другое дело — от чистоты и прозрачности окружающей атмосферы зависит, насколько те и другие видны: туман, как известно, не способствует улучшению видимости. Заметим также по этому, "погодному", поводу, что внезапные оттепели неизбежно влекут всякие неприятные явления, как то: сели, распутицу, грязь непролазную и т.п.

Пора, наверно, перейти к конкретным мыслям, фразам, проблемам, вопросам. Отметим как и более общие так и, вроде бы, частные, дальневосточные то есть.

Самое, наверно, удивительное — это то, что люди, съехавшиеся во Владивосток и больше всего на свете любящие петь песни, как хором так и в одиночку, в конце концов, сошлись на том, что, собственно, дело даже не в песне, а в чем-то более основном, более глубоко лежащем, более определяющем. Что же это? Что притягивает нас к песням Окуджавы и Визбора? Что заставляет усложнять и без того не очень сахарную "личную жизнь"? Что влечет и тянет нас друг к другу? Что это — тот огонь, на который мы, порой так неосторожно, летим, рискуя опалить крылья, рухнуть и никогда больше не летать? Может такая степень риска — показатель высоты, которая нас манит, и сложности пути, которую мы до конца, наверно, не сознаем? Мы попытались "прямым текстом" это "нечто", памятуя, правда, что "мысль изреченная есть ложь".

Итак, все дело в том, что если результатом какой-нибудь деятельности в т.н. сфере культуры (и досуга в т.ч.) не является становление, воспитание совести, духовное развитие, укрепление нравственного стержня каждого примкнувшего к движению, развитие творческого, непотребительского отношения к жизни, если не развивается способность слышать другого, ощущать его боль как собственную, то деятельность эту следует назвать суетой. Тем самым утверждение, что СП — это жанр искусства, такой же как и классический танец или русский народный хор, — по меньшей мере далеко не полно. А дело все в том, что нравственное, мировоззренческое содержание СП — все-таки главное. Поэтому никакой авторский и исполнительский профессионализм не компенсирует недостаток того личностного багажа, который мы всегда ощущаем за песней. Наверно, по этой же причине ранние и во многом несовершенные песни В. Высоцкого и А. Городницкого даже по прошествии стольких лет оказываются нам интереснее куда более профессионально сделанных песен В. Долиной или В. Пака и А. Розенбаума. Отсюда же и наше отрицательное отношение к критике, пытающейся судить о состоянии дел в самодеятельной песне и о творчестве того или иного автора с точки зрения "высокой поэзии" или музыки, или рассматривая даже то и другое в совокупности, но в отрыве от конкретного нравственного поиска конкретной личности. Хотя, наверно, эти "ремесленные" вопросы тоже важны. И, конечно же, мы надеемся, что нас не заподозрят в стремлении оправдать выход на сцену людей, которым от этого следовало бы воздержаться: мы просто не хотим лишний раз говорить об очевидном.

Вопросы пресловутой "формы": Как петь, хором или дуэтом? Допустимо ли использование джазовых гармоний и электрических инструментов? Как относиться к ансамблям и попыткам театрализации? Нужно ли сохранять в неприкосновенности "чистоту жанра"? — все они вплотную связаны со всем, что только что обсуждалось. Ответ на все эти вопросы, как нам кажется, прост: все определяется соотношением целей и средств и ответом на еще один вопрос — зачем все это делается? Поэтому нам интересны поиски томской "Секунды" и московского "Последнего шанса" и не очень интересны — запорожской "Алисы" и хабаровских "Ладушек". Что же касается пресловутой "чистоты", то, как нам из нашего "прекрасного далека" кажется, что все дело в чистоте интонации, а музыкальный язык — это личное дело автора. Ибо воспринимаем мы в конечном итоге личную, идейную, человеческую платформу того, который поет, с гитарой ли, под рояль ли — какая разница. "Были б помыслы чисты..." Свои же собственные — театральные — поиски ("Али-баба и 40 песен персидского базара", "Недоросль", "Клоп", "Две стрелы" и др. спектакли) мы начали в основном по необходимости найти такую форму работы клуба, которая позволила бы творчески раскрыться любому человеку, в клуб пришедшему, пусть даже не умеющему играть на гитаре и чисто вытягивать ноты. То есть и здесь речь все о том же: самовоспитание, развитие творческого начала в каждом человеке.

Мы, по общепринятым меркам, живем "у черта на рогах". Если кто плохо представляет, что такое Дальний Восток, то три с лишним тысячи километров БАМа — всего лишь одно (меньшее) его измерение. Билет от Владивостока до Певек стоит 115 руб (до Москвы — 184), наверно, в том числе и поэтому мы как-то отлично от тех, кто живет "на Западе" воспринимаем редкие наши встречи друг с другом, имеем, видимо, и возможность воспринимать многие процессы, происходящие в нашем движении "на расстоянии", причем расстояния эти — вещь вполне реальная (между прочим, на ДВ есть места, для жителей которых не только Владивосток, но и Магадан — "материк"). Может, поэтому некоторые наши и "европейские" оценки расходятся. Мы вовсе не сетуем на судьбу и не просим снисхождения "за удаленность", мы даже где-то благодарны своей территориальной разобщенности, т.к. благодаря ей лучше ощущаем свою близость, причем близость гораздо более высокого порядка.

Не нужно воспринимать эту статью как "манифест" новой "дальневосточной республики". Скорее это поиск единомышленников внутри столь разнородного ныне движения КСП и приглашения к разговору.