Интервью с Георгием Левиным

Поводом для моей беседы с мастером Александром Деревягиным стало следующее, совершенно конкретное обстоятельство: 25 августа, в День памяти Николая Гумилева, в музее Анны Ахматовой в Фонтанном доме, состоялась презентация книги Валерия Шубинского "Николай Гумилев: жизнь поэта", выпущенной издательством "Вита Нова". Вначале, в первой половина дня демонстрировали фильмы ""Африканская охота", "Ариадна", "Ленинградское дело. Николай Гумилёв", а уже потом, с 18.00 началась презентация. Сначала выступали директор Фонтанного дома, автор книги Валерий Шубинский, директор "Вита Нова" Алексей Захаренков, умные ученые литературоведы, а потом пел Якимов. Надо сказать, что хотя и ему, и другим "азиятам" не раз и вроде бы даже не дважды доводилось петь в музее Ахматовой, да вот только в этот вечер, 25 августа, зал был скверно озвучен, в лучших, можно сказать, школьно-совдеповских традициях. Понятно, что Фонтанный дом не очень специализируется на концертной практике, однако дело происходило, во-первых, в Петербурге городе, а во-вторых, во второй половине четвертого года века номер двадцать один. Звук, в общем, был до одури препаршивенький. Николай Николаевич все же спел несколько песен, написанных им на стихи Гумилева, но не приходится сомневаться, что прозвучать он мог бы и получше.

Самое забавное, что из-за жестяного саунда пение г-на Якимова Н.Н. напоминало эдакое ритмизованное чтение стихов, и только иногда можно было ощутимо понять, что он все же не декламирует, а поет. Правда, очень уже большого облома интеллигентной публике, густо заполонившей зал Фонтанного дома, это не доставило, но быть может, если бы звук отличался большим совершенством, то Николай спел бы и побольше песен на стихи Гумилева, ведь их немало есть у него, очень даже немало. Тем не менее, слушать его было все равно приятно – и автору срок этих, и всем, кто посетил в День памяти Николая Гумилева Фонтанный Дом. Однако, поскольку "азияты" и "азиятки" наверняка будут в ближайшие годы время от времени здесь выступать, то хочется надеяться, что подобных звуковых казусов ни с кем из них больше случится.

И вот, в связи с этим идиотским звуковым эпизодом, я и решил побеседовать с Александром, потому что он, помимо собственно пения, нередко занимается на концертах "азиятических" аппаратурными проблемами.

Я рассказал Александру про историю, приключившуюся 25-го. И задал ему серию вопросов. И получил серию ответов. Вот о чем мы с г-ном Деревягиным разговаривали...

— Скажи, вот ты на концертах "азиятских" достаточно много занимаешься звуком, поэтому я и хочу у тебя узнать, как ты стараешься решить всяческие, время от времени возникающие аппаратурно-звуковые проблемы?

Деревягин: Да, здесь проблема со звуком – она очень важна. Проблема звука, проблема света... по одной такой причине – ведь то, чем мы занимаемся, очень связано с атмосферой. То есть, мы создаем некую атмосферу, в том числе и музыкой, в которой слово начинает звучать. И в отличие от традиционной авторской песни, где достаточно какого-то простого аккомпанемента, то, что мы делаем – в чем-то сродни театру. Совокупность и звука, и света, и всего на свете... И поэтому недостаток того или иного компонента зрелищного приводит к тому, что уходит атмосфера и – очень жалко и зрителя, и очень жалко и исполнителя. А что с этим делать? Во-первых, нужна аппаратура и нужен человек, который этим звуком занимается. У нас были как бы концерты на разных площадках, так или иначе не готовых по звуку. Например, Концертный зал около Финляндского вокзала. Большой, помпезный концертный зал, казалось бы, но там аппаратуры просто нет. Там нет, например, компрессора, и вот когда был весной там концерт Мананы Менабде с аккордеонистом, без компрессора проблему со звуком в принципе нельзя было решить. Да и там к тому же сама звукооператорская кабинка находится на балконе, это просто вопиюще! Неграмотно, непрофессионально – как угодно это можно назвать. И вот я, например, очень не люблю эту площадку, несмотря на всю ее, казалось бы, официальную престижность.

— Я понимаю, я давно заметил, что там всегда плохой звук.

Деревягин: Да. И там плохой звук не только тогда, когда происходит наш концерт. Там было выступление Юры Наумова, который по ходу концерта тоже обмолвился, что выступать на таком звуке просто невозможно.

— А вообще в нашем городе в разных ведь залах были у "АЗиИ" концерты...

Деревягин: Здесь такая петрушка получается... Дело в том, что мы выступаем на площадках, как правило, для концертов не приспособленных. Будь то музей Ахматовой, будь то Театральный музей, будь то Интерьерный театр. И мы решили эту проблему следующим образом: купили свой комплект аппаратуры и едем с ним.

— На все площадки?

Деревягин: Да. На все. И даже когда у нас были концерты в зале около Финляндского, мы арендовали тоже аппаратуру и выставлял ее. Потому что, не знаю, с чем это связано, но вот бардовские площадки, поэтические площадки – они не оборудованы звуком, в отличие от рокерских площадок, да?

— Да, конечно.

Деревягин: ...где так или иначе звук есть, потому что рокеры, видимо, этим в силу просто своей природы сами занимаются с самого начала. Рокеры не могут репетировать без аппаратуры, им просто для репетиций нужно. И вот все площадки, на которых я был, не только в Питере, конечно, там так или иначе, но какой-то звук есть – где-то лучше, где-то хуже, где-то он просто шикарный, где-то средненький, но он – есть. А вот в нашем жанре, увы, такой картины не наблюдается. Звука нет – и мы просто возим свой звук. Мы возили свой звук даже на Грушинский фестиваль.

— Даже так?

Деревягин: Да. Это было очень хлопотно, но мы его, тем не менее, возили.

— Ну а вот такие площадки, как Молодежный театр?

Деревягин: В Молодежном театре мы работали на их аппаратуре, и было более-менее ничего. Это было не шикарно, но, по крайней мере, там был пульт, там был компрессор, там был даже ревербератор; это все было довольно среднего уровня, но все это было, и мне, как звукачу, можно было с этим работать. И это уже удивляет, понимаешь? И там был свет, который вели девочки, ничего не знавшие о программе, и там они импровизировали на ходу. Свет был совершенно не поставленный, но, тем не менее, он был.

— Но так бывает нечасто?

Деревягин: Да, увы, не часто. А вот у нас был совсем недавно концерт с Колей Якимовым в Челябинске, в театре "Манекен", и вот там зал – оборудованный звуком; там, есть звукорежиссер, Дима Нагаев, который нас с Колей знает как облупленных и очень много лет, и он сидел за пультом. Был свет театральный, на свету тоже был человек не посторонний, и все было совершенно по-другому. Но я повторяю, очень нечасто случаются такие совпадения. Очень нечасто.

— Скоро начнутся, в октябре, регулярные концерты в Интерьерном театре, и вы там, видимо, будете делать специальную звуковую систему?

Деревягин: Естественно. Более того, наш звук, наш аппарат, уже хранятся в Интерьерном театре. И мы, разумеется, на нем будем работать.

— А вот такой момент... Пусть вы и не играете рок-музыку, но ведь и вам нужно во время концерта хорошее озвучивание, и согласись, что даже и так называемый акустический концерт требует очень совершенного аппарата; многим почему-то кажется, что если акустика – то там попроще со звуком, а ведь это совсем не так...

Деревягин: Да, конечно, мы об этом тоже говорили и в конце прошлого сезона, и сейчас мы хотим кроме концертного звука, проводить репетиции на аппаратуре с какими-то звукорежиссерами. Все дело в том, что когда я сам выступаю, то я не могу заниматься звуком. Мухи отдельно, котлеты отдельно... Для меня это совершенно невозможно, и Коля Якимов – тоже самое, обычно мы друг друга подменяем, но это ведь тоже не выход. И мы сейчас, видимо, будем искать человека, с которым будем профессионально работать, потому что в нашем жанре – это не просто звук, это звукорежиссура. И на концертах, и в тех дисках, которые мы выпускаем. Это очень тонкая, творческая работа. Где-то нужно подхватить, где-то нужно дать паузе повисеть, что-то еще, просто создать атмосферу, в которой слово начнет звучать, – очень сложная задача, и человек со стороны – он ее не в состоянии будет решить. И у нас уже был печальный опыт отдавания дисков – я сейчас отвлекусь от концертов – сторонним звукорежиссерам, причем неплохим, но со стороны, которые не имеют представления ни о жанре, ни о том, что мы делаем; они сводили на свой вкус и лад, как традиционную авторскую песню, и получалось, что люди читают хорошие стихи, что-то там себе аккомпанируют на гитаре, но продукта синтетического, в котором один плюс один равняется три – не получалось. И это, разумеется, не нравилось авторам, чьи диски сводились, и приходилось их пересводить. Хотя я повторяю, неплохие были звукорежиссеры.

— Скажи, пожалуйста, вот при записи ваших альбомов "азиятских", в какой степени используются различные звуковые технологии?

Деревягин: Для меня самым сложным по звуку, самым трудоемким был альбом Якимова и Логвиновой "Песни Дома Мурузи", который скоро выйдет. С Эвелиной Петровой на аккордеоне, с Женей Логвиновой на рояле, Коля на гитаре, и голоса – Коля и Женя. Гитар несколько. И это была для меня такая небанальная задача, потому что состав – рояль, гитара и аккордеон, и голос, причем голос не академический у Коли Якимова, как и у всех нас. Задача была довольно сложная – сделать саундовую картинку. Мне пришлось очень много чем пользоваться – и различными компрессорами, и различными эквалайзерами, различные приборы по отражению, различные "улучшайзеры", и так далее, и тому подобное.

— Но ведь это все не всегда нужно самим исполнителям тех или иных песен, это ведь практикуется не для записи всех альбомов? Или у всех по-своему?

Деревягин: У всех по-своему. Я как звукорежиссер, пытаюсь найти саунд: с Еленой Фроловой – одни какие-то свои приемы, с Колей Якимовым – другие. А вот я сводил записи Миши Кочеткова, то там совсем другая задача была; вот там мне было важно вытащить его хрипотцу, его интонации, и, в общем-то, больше ничего и не нужно было. Гитара там у него весьма условную роль играет, в его песнях. А с Леной Фроловой – вот там своя история: нужно ее голос как-то подчеркнуть, нужно гитарные партии как-то тоже выделить. В каждом случае есть своя работа, но она – всегда разная. С Витей Луферовым – сейчас третья история... Другой саунд. Несмотря на то, что он создается гитарой и голосом, тем не менее, звуковая картинка у всех совершенно другая, у каждого есть своя фенька какая-то.

— Но видимо все, о чем ты говоришь, с людьми которые исполняют или раньше исполняли авторскую песню, все эти вещи, наверное, минимально учитываются. Ну, за каким-то исключение:, кроме того же Луферова, например.

Деревягин: Ну почему? Вот Алик Мирзаян – он тоже очень трепетно относится к звуку, и у него, и у меня, и у всех нас есть ряд песен, которые мы на каких-то площадках неприспособленных просто не будем петь.

— Даже так?

Деревягин: Да. И не единожды и я, и мои коллеги, когда приходила записка с просьбой спеть ту или иную песню, разводили руками и говорили, что "увы, здесь это невозможно".

— А люди, наверное, не понимали почему...

Деревягин: Кто-то, видимо, не понимал, и считал это кокетством. А я голову даю на отсечение, что на самом-то деле это не кокетство, просто невозможно спеть песню "Одиссей Телемаку" без звука, это просто будет пародия какая-то – и все. Или мирзаяновскую песню "Натюрморт" на стихи Бродского – без звука невозможно ее спеть. Или "Пришел сон из семи сел..." якимовский – невозможно спеть без звука, будет просто некая татарская песня.

— То есть, видимо, все то, о чем ты мне сейчас рассказал, будет как-то учитываться и при дальнейшей работе по записи альбомов, и на концертах, которых в этом сезоне будет больше в Питере, чем раньше.

Деревягин: Да, и в Питере, и в Москве; но вот в Москве для меня, например, непонятно, как будет решаться со звуком, потому что каждый раз возить аппарат в Москву – а у нас довольно много концертов в Москве намечается в этом сезоне... и может быть, придется там что-то арендовать.

— Да, не возить же как "Rolling Stones" или как какая-нибудь другая крутая западная группа с собой трейлеры с аппаратом...

Деревягин: Смех смехом... Как "Rolling Stones" мы с собой трейлеры возить не будем, а вот тот вариант, что мы будем возить с собой пульт и обработку – есть. То есть, слаботочную как бы часть. То есть, аппарат или использовать местный, или брать в аренду, а слаботочку возить свою, чтобы не было просто чудес и сюрпризов. Как в зале возле Финляндского – приехали, а там нет компрессора.

— Да, это, конечно, безумие... Да там, наверное, и не появится... Им там глубоко, похоже, на все эти вещи наплевать.

Деревягин: А я не знаю... Я когда вот об этом узнал... я узнал-то случайно, – меня Манана попросила помочь ей отстроить звук... И вот я стою в зале, они там что-то отстраивают. Я им говорю: "Ребята, давайте голос побольше подкомпрессируем, потому что аккордеон забивает". А они говорят, что нет компрессора. Ну, у меня прямо волосы дыбом встали, я думал, что они шутят или что им совсем лень. А они говорят, что нету компрессора. Мне это просто непонятно. Ведь более-менее нормальный компрессор стоит триста долларов, меньше сбора от одного концерта. Это просто даже не халатность, это я вообще не знаю что. Для концертного зала это не деньги – триста долларов.

— Ну а теперь – несколько вопросов на другую тему. Сейчас ведь "АЗиЯ-плюс" будет выпускать некоторое количество новых пластинок, они ведь уже сводится...

Деревягин: Уже есть ряд сведенных. Есть несколько пластинок, где уже дело не в сведении, а в оформлении, в авторских правах и так далее. Это Луферов, это "Мурузи"; вот мой диск уже отдан на завод, а потом совсем близка к выполнению звуковая часть работы над альбомом "Первого круга" – так что вот эти альбомы и будут выходить в ближайшее время. И еще архивные записи Мирзаяна, – тут по звуку львиная часть работы уже сделана.

— А вот студия "АннаСтасия" на Прилукской улице... Насколько эта студия подходит для выполнения тех задач, которые вы перед собой ставите?

Деревягин: На сто процентов. То есть, там есть все, что нам необходимо: очень хорошие микрофоны, очень теплые ламповые компрессора, есть хорошая звуковая карта, там нормальная – пусть и далекая от идеала, но нормальная тон-студия, и там очень приятные нам люди работают. Вот там совпало все, что нам нужно. И эта студия – недорогая. Это такое совпадение, которое нечасто бывает. По оборудованию в Москве бы такая студия стоила космические деньги. Эта студия в Питере, и она нас спасает, там работать очень комфортно. А сейчас они еще пульт покупают большой, – у них там самое слабое место – пульт, – а теперь будет совсем все в порядке. Там люди неравнодушны к тому, что они делают.