Лет пятнадцать назад среди любителей авторской песни принято было считать, что времена "голосов с пленок" безвозвратно миновали. Дескать, да, Окуджава, Высоцкий, Галич стали известны сами по себе, стараниями тысяч безвестных гитаристов и владельцев магнитофонов. Но это было давно, а для того, чтобы стать известным в 80-е, нужно участвовать в фестивалях, почаще выходить на сцену, маячить на тусовках — словом, заниматься раскруткой. А те, кто в это не верил, ничего не могли доказать: никто из авторов давно уже не пытался выйти к слушателям "в обход" сложившейся системы.

Вот на таком фоне и прошелестело вдруг по клубам имя: Щербаков. За ним не было никаких титулов и званий, почти никто не знал даже, как выглядит его обладатель. Было только имя и песни — прекрасные, совершенные по стихам и музыке, полные свежести и какого-то особенного благородства. А все остальное — восхищенные слова самых авторитетных мэтров, триумфальные выступления в самых трудных для авторской песни залах, гала-концерт лучших исполнителей жанра, полностью составленный из песен Щербакова — было уже после...

Впрочем, Щербакова невозможно назвать всеобщим любимцем. В любом городе, на любом слете или фестивале подойдите к любой компании каэспешников, произнесите магическое слово "Щербаков" — и вы можете оказаться причиной жаркого спора между неразлучными друзьями. Правда, вряд ли кто из спорщиков станет отрицать поэтическое и музыкальное мастерство Михаила Константиновича, его абсолютную оригинальность и обаяние. Пользуясь известными словами Бродского, можно сказать, что оппоненты Щербакова "берут тоном выше": главные их претензии — "холодность", "бесчеловечность", "имморализм", "элитарность" и т. п.

Вряд ли имеет смысл защищать Щербакова от этих нападок. В сущности, они равнозначны требованию быть "больше, чем поэтом" — нравственным авторитетом, "учителем жизни". Между тем Щербаков в своих стихах как раз намеренно уходит от такого понимания поэзии, ядовито высмеянного им в песне "Инструкция". Для него поэзия имеет свое собственное место в мире, она — не заменитель морали и не индульгенция на ее отсутствие. "Встань, делай, как я — ни от кого не завись!" — вот единственный совет, которого можно дождаться от него. Однако Щербаков далек и от "игры в бисер". Какими бы прихотливыми и легкомысленными ни казались подчас его строки, на них всегда лежит отблеск высших тайн и ценностей, иногда прямо проступая в тексте:

"Чего бояться нам — тюрьмы, тоски,

Ущерба очагу, вреда здоровью?

Но это все — такие пустяки

В сравнении со смертью и любовью!.."