Миша Волков — бард, поэт, гитарист. Порой сочиняет шутки для израильской сборной КВН или юмористического издания "Бесэдер?". В свободное от всего этого время служит в одной из фирм программистом. У него красивая и умная жена, умный и красивый сын. Репатриировался из Москвы восемь с половиной лет назад.

— Интересное время настало: включаешь один из российских телеканалов: Никитин поет. Переключаешь на другой — Берковский с Богдановым или Юлий Ким. О радио уже и говорить не приходится... Недавно собрались лучшие барды и записали целый диск "Песня нашего века" — в феврале эту прекрасную программу в Израиль привозят. Тебе не завидно?

— Обделенным себя считать не могу. Когда на Дуговском фестивале видишь шесть-семь тысяч человек, даже если только половина из них приехала за песнями, понимаешь: могло быть гораздо хуже. Например, в США такое количество любителей авторской песни очень трудно собрать в одном месте — ничего похожего по масштабу на нашу Дуговку там нет.

— Миша, мне больно говорить о вашей Дуговке. Конечно, собираться на Кинерете и петь хором лучше, чем просить милостыню или умирать от передозировки наркотиков. Но мне кажется, что эти фестивали плодят невероятное количество бездарей и пошляков.

— Плодят. Но, используя ту же логику, могу легко доказать: в России пошляков и бездарей расплодилось гораздо больше.

— Так и сама Россия гораздо больше. Но там, по крайней мере, есть "профессиональное ядро" авторской песни.

— Да, это ядро составляют люди известные — их-то мы и видим по телевизору. Есть и другие, тоже талантливые, но менее известные — их мы по телевизору не видим, А есть третьи, которые едва-едва удерживаются на уровне соблюдения границ жанра. Но и сейчас множество людей собираются вместе, чтобы попеть под гитару у костров. Создается атмосфера, в которой неуместны пошлость и безвкусица. По-моему, это очевидно,

— По-моему — тоже, посему закрываем тему и переходим к твоим собственным стихам и песням. Процитируем:

Я давил из себя раба — и выдавил

точно к сроку.

Он встряхнулся, повел плечами.

с наслаждением хрустнул хрящиком...

И пустая — моя оболочка,

Безумная и одинокая,

С долгой тоскою глядела вслед

Ему, уходящему...

Что так кратко?

— Начал сочинять, накропал четыре строки — и понял: добавлять нечего. Получилась микропесня.

— Воистину — сестра таланта. У тебя ведь и еще короче есть:

Господа юнкера, с кем вы пили вчера

Что сегодня вы все — офицеры?

— Это уже пародия.

— Тебе важно, какое впечатление производишь на окружающих?

— Безусловно, если речь идет о людях, мнение которых мне небезразлично. А в определенных случаях я просто обязан производить благоприятное впечатление. Скажем, если выступаю с концертом.

— Резонно. У тебя много иронических и просто шутливых стихов. Чувство юмора проявляется только в творчестве или сопутствует тебе и в остальной жизни?

— По жизни оно, наверное, проявляется даже больше. Чтобы это понять, тебе хорошо бы пожить в моей семье...

— Спасибо, я подумаю.

—... Мы с женой и одиннадцатилетним сыном существуем в атмосфере взаимной иронии и постоянных шуток, которые, думаю, многие бы сочли штучным товаром.

— А присутствует ли в этой атмосфере самоирония? Или слишком глубоко уважаешь себя — любимого, великого, творца?

— Давай разделять, Я действительно глубоко уважаю себя — любимого, великого, творца. Но при этом и отношусь к себе с иронией. Посуди: если я недостоин быть объектом для собственной иронии — чего же тогда стою?

— И чего в твоем отношении к себе больше — уважения или самоиронии?

— Примерно в равных дозах. Пожалуй, иронии даже поболее: когда рядом, можно сказать под боком, такой объект, как над ним не посмеяться? Могу привести совершенно потрясающий пример. Недавно сын немножко провинился: просидел за компьютером больше положенного. Ругаю я его нещадно и угрожаю штрафом. В это время мой взгляд падает на шоколадную медаль — кто-то угостил на работе, а я Женьке притащил, Без всякого перехода сообщаю: "Кстати, эта медаль — тебе". Жена просто покаталась со смеху: "Какой последовательный отец: замечательный штраф придумал".

— Смешно. Попробуй живописать автопортрет.

— Эдакий интеллигент (надеюсь!); в прошлом — действующий кандидат наук... Кстати, ты когда-нибудь слышала о банкете по поводу несостоявшейся защиты диссертации? У меня такой был. Защиту перенесли, так как не оказалось кворума: одного человека не хватило. Народ загрустил, а банкет-то уже назначен. Я и говорю: "Ребята, поехали праздновать. Меня здесь лишили одного удовольствия, так что же теперь — лишаться второго?" И прекрасно погуляли...

— Но в итоге защита состоялась?

— Естественно, хотя сейчас это совершенно неважно, поскольку занимался я там строительством железных дорог. В Израиле ситуация несколько иная:

Поезда не уходят — они улетают,

Они уплывают на всех парусах.

Поезда не уходят — они опадают.

Как старые листья, на наших, глазах.

И по рельсам, по рельсам, по натянутым нервам,

Поплывут самолеты, полетят корабли.

В эти вечные рейсы от земли и до неба,

От земли и до моря, от земли до земли.

Я не жалуюсь: знаю случаи и покруче. Например, в НИИ транспортного строительства, где я работал, один мужик тоже собирался в Израиль. Он являлся специалистом по строительству в вечной мерзлоте... Что-то я его здесь так и не встретил. Не удивлюсь, если человек приедет и станет требовать предоставить ему работу по специальности. С другой стороны, что нам стоит организовать для страждущего небольшой участок вечной мерзлоты? При нашей-то технологии — пара пустяков. А ведь она, технология, ежеминутно развивается.

— Возлагаешь на нее большие надежды?

— Честно говоря, с грустью смотрю на все человечество: посещают меня сомнению, что разум дан нам Всевышним во благо. Скорее — в наказание. Человечество получило некий инструмент, которым пользуется в основном для нанесения вреда — либо своему ближнему, либо, если его под рукой не оказывается, — окружающему миру. С точки зрения природы и мироздания человечество — нечто, приносящее вред. Если посмотреть извне на землю, нетрудно заметить: глобальный результат человеческой деятельности исключительно отрицательный. Загублено столько-то видов животных и растений, отравлена атмосфера, засорено околоземное пространство — все плохо. Можно, конечно, возражать, вспоминая о создании потрясающих произведений искусства и прочих достижениях. Но все это — для внутреннего потребления того же человечества и никого извне (если таковые имеются) не интересует.

— Ой, как мрачно. Еще немного — и ты лишишь меня уверенности в завтрашнем дне.

— Не о том беспокоишься: тут бы в сегодня уверовать... Твой коллега-радиожурналист мне рассказал, как, случайно оговорившись, вместо первого января объявил в эфире десятое. Раздался звонок радиослушателя: "Разве сегодня уже десятое? А у меня на пятое назначена важная встреча..."

— Ты — не только унылый скептик, но еще и мечтатель:

Пожалуй, это было бы забавно.

0ранжевых наевшись апельсинов.

В зеленом пиджаке гулять по бабам

И белыми ночами спать на синем.

С цветовой гаммой все более или менее понятно, а вот пассаж "гулять по бабам" нуждается в пояснении.

— Во-первых, прошу не путать меня с моим лирическим героем. Во-вторых, когда я встречаю объект женского пола, достойный эстетического созерцания, я его с удовольствием эстетически созерцаю. В-третьих, мне не повезло: моя жена настолько красива, что все объекты, как правило, в сравнении с ней проигрывают.

— И впрямь невезуха... У вас дружная семья?

— У нас совершенно замечательная семья.

— И конфликтов не бывает?

— Бывают, бывают... Знаешь тест, когда мужу и жене порознь задают вопросы, а потом сравнивают ответы? Если совпадут — считается, что семья живет одним и тем же, близко мыслит я так далее... Я придумал вопрос, который нам с женой можно было бы задать и, сравнив ответы, ошибочно решить: мы — люди, далекие друг от друга.

— Что за вопрос?

— "Кто должен мыть пол — муж или жена?" У меня ощущение, что мы ответили бы по-разному. Что, впрочем, не объясняет, кто в действительности моет пол.

— Кто в действительности моет пол?

— Я считаю, что это должна делать жена. А в глубине души понимаю: должен я. Но глубина души и то, что на поверхности — совершенно разные вещи. Давлю в себе подсознание, давлю, а все равно пол мою. Мою, хотя чувствую: что-то здесь не так... Вообще-то мы с женой одинаково считаем: пол должна мыть уборщица,

— Что-то ты утратил четкость мышления. Сосредоточься: переходим к вашему наследнику.

— Он, в отличие от меня, мыслит четко, хоть и не традиционно. Очень надеюсь, что воспитание в данном случае сыграло не последнюю роль. Я сочинил ему несколько сот смешных абстрактных сказок и историй. Могу продемонстрировать большое поэтическое произведение, написанное для сына с целью развеселить его:

Недолго старушка на свете жила

С утра родилась, а в обед померла.

— Да ты — Песталоцци! Или Ушинский.

— А ты как думала? Уж не знаю, врожденное ли у Женьки чувство юмора, воспитанное ли, но выдает он вещи потрясающие. Скажем, в десять лет заявил: "У человека должно быть две жены. Одна — чтобы с ней говорить, другая — чтобы о ней говорить".

— О каком чувстве юмора ты говоришь? По-моему, мы имеем дело с крупным философом.

— Во всяком случае, к извечным вопросам, на которые человечество не находит ответов, сын, тогда трехлетний, добавил собственный. Он спросил нас с женой: "Что делают бананы, когда они кончаются?" И анекдоты придумывает. Например, такой. Встречаются рыбак с писателем. "Как дела?" — спрашивает рыбак. Писатель широко разводит руки в стороны: "Вчера вот такую огромную букву написал!" Или — приходит мужик к психиатру: "Доктор, наверное, я заболел: вижу будущее". Врач отвечает: "Интересно. Когда у вас это началось?" — В следующий понедельник". А во время забастовки работников всех детских учреждений Женька предположил: "Видимо, беременные женщины тоже бастуют: отказываются рожать".

— С таким сыном приходится постоянно находиться в глубокой обороне?

— Что мы с Аллой и делаем: высмеивает нас, наглец, постоянно.

— Традиционный вопрос о твоем идеальном интерьере.

— Идеальный предполагает большое количество музыкальных инструментов и тех, кто на них умеет играть. Инструменты желательно струнные, можно и духовые: флейты, гобои... Мой отец, музыковед, часто водил меня в детстве на репетиции, концерты. Во время перерыва, когда музыканты расходились, я бродил среди инструментов, трогал их, слушал, как они звучат, мог определить на слух — очень любил. А еще отец когда-то работал в Музее музыкальной культуры. Там было собрано дикое количество музыкальных инструментов, в том числе самых экзотических. Мне, как сыну работника музея, разрешали все трогать и на всем играть, Я стучал по ксилофонам, дул во что-то, играл на фисгармониях...

— "Шумим, братец, шумим"?

— При этом помним: шум обязательно должен быть организованным.