Святая наука —

расслышать друг друга

сквозь ветер

на все времена...

Булат Окуджава

Мне удалось "отловить" ее в короткий временной просвет между Новосибирском и Ригой: она почти всегда на гастролях со своим театриком. В квартире — беспорядок очередных сборов.

Привычно заливается у дверей беленькая дворняжка Вита, с щенячьих лет страдающая комплексом неполноценности и агрессивно вымещающая на гостях собственную мелкость и беспородность. Яростным лаем она еще и страхует себя от того, что для нее страшнее смерти, — от охлаждения хозяйкиной к ней любви. И зря — хозяйка и так души в ней не чает. И это само по себе — аттестация, ибо не много в мире собачников, способных возлюбить "четвероногого друга" не "за мощные челюсти (ротвейлер, бультерьер, доберман-пинчер), не за восхищенные взгляды знакомых или прохожих (дог-"арлекин", далматинец, ирландский сеттер), даже не за свойство украшать интерьер и забавлять гостей (шпиц, болонка, такса), а вот так, без малейшей корысти, из чистой потребности души.

Театру "ЛенкАм" требуется администратор

Мы присели, и я объяснил, что она интересует меня в данном случае как кандидат в гармонические личности, чье присутствие могло бы украсить соответствующий раздел в новом толстом журнале. Она же отвела свою кандидатуру на том основании, что никакой такой личностью себя не считает.

— Тебе, — сказала она, — нужен человек цельный, с четко обозначенным характером, в любой ситуации точно знающий, что ему требуется. У меня же все как бы "не в фокусе", фрагментарно, края размыты. Жизнь требует от меня качеств лидера, и в чисто творческих делах я с этим еще справляюсь, но в вопросах практических часто теряюсь и допускаю промахи. А ведь заниматься приходится всем — от ремонта помещения до поиска спонсоров. Мешает собственная, что ли, деликатность, а то и просто наивность. Мне для полной гармонии нужен хороший администратор. Чтоб я была за ним, как за каменной стеной. Чтобы я объяснила ему ситуацию: вот, мол, я хочу то-то и то то, хочу создать в Москве свою маленькую "Олимпию", и чтобы все, кому надо знать о ней, знали — есть вот такой уголок интеллигентного сознания. .. А остальное, все технические вопросы, сказала бы я ему, ваша забота, действуйте, потому что я доверяю вам на все сто. Но до сих пор, к сожалению, Бог мне такого администратора не послал...

Зато руками московского мэра Господь недавно послал ей неплохое место постоянного базирования: у станции метро "Спортивная", как раз напротив Новодевичьего монастыря. Кончается проклятое время, когда театр песни Елены Камбуровой вынужден был мотаться из зала в зал. Но помещение надо еще довести до ума, попутно разрешив кучу мелких вопросов. А пока висит в воздухе даже не самый трудный из них — что написать на вывеске?

Среди вариантов — шутливо-каламбурный "ЛенкАм" (кому не известен прославленный "Ленком" Марка Захарова!), а также не вполне ясный для непосвященной публики "Остров". Тут дело в том, что сама артистка иногда говорит, что чувствует себя как бы островитянкой. Без тени кокетства она объясняет, что в нынешнем эстрадном окружении ее искусство вовсе не демократично. Оно, в сущности, элитарно, и надо ему хоть закрепиться на отвоеванном еще в советские времена островке.

Кумир узких народных масс

Дитя обманчивой хрущевской "оттепели", Камбурова шагнула на подмостки еще в 60-е с песнями знаменитых бардов — Окуджавы, Высоцкого, Матвеевой. С той поры при всех властях и капризах моды она сохраняет верность изначально взятому направлению на одухотворенность стиха и изящество мелодии. И что же? Чем дальше, тем это меньше способствует ее популярности. Конечно, если толковать данный термин буквально — как известность среди широких народных масс.

Зато в "узких народных массах" она очень даже известна! Почти в каждом российском городе (о столицах не говорю) у нее есть круг твердых поклонников. Как правило, это местные интеллектуалы, истомленные трескотней, захлестнувшей телеэкран и концертные залы. Там, в этих "кругах", ее приезда ждут, как глотка свежего воздуха, ее встречают и провожают с блестящими от слез глазами. А какие пишут записки! "Вы лечите наши души!" — вот лейтмотив.

Она уверяет, что "своего" зрителя мгновенно выделит в любой толпе, ибо он с толпой не сливается. И смысл ее творчества — не допустить поглощения массами отдельной и неповторимой человеческой личности. И само искусство ее — штучное, отдельное.

Отсюда склонность к маленьким залам — невозможно представить себе Камбурову перед стадионной аудиторией. Отсюда же — ощущение себя отчасти как на войне. Или — как на острове, обитатели которого должны, раздираясь в кровь, неустанно укреплять защитную дамбу. И резкость в оценки господствующих ныне тенденций в эстрадной музыке — тоже отсюда.

— Все, что есть современная массовая эстрада, представляет собой методичное разрушение человеческих душ. Когда-то мы могли спорить о качестве музыки или стихов, сегодня уже не о том разговор. Ни стихов, ни музыки просто нет, а есть либо порнография, либо полный маразм. Я не преувеличиваю: у нас, по выражению Гарсии Лорки, планомерно выращиваются племена "духовных кастратов". Ни с чем не соизмерим вред, который наносит душам так называемая попса...

Вполне закономерно, считает певица, что "попсовое мышление" перекочевывает с эстрадных подмостков и зрительных залов на улицу. Оно постепенно входит в плоть и кровь живого существа, именуемого "Россия". "Попсовость" начинает определять стиль нашей жизни, наших взаимоотношений. Всюду расцветают грубость, хамство, вседозволенность и полное отрицание таких вещей, как честь, благородство, романтика. В школьных туалетах крепнет запах марихуаны, а вечерний киллер у подъезда становится чуть ли не поэтической приметой времени.

— Вот представь себе кусочек земли, засеянный сорняками... Твоя задача очистить его и вырастить, допустим, гречку. Примерно так я представляю себе свою работу и в этом нахожу ее смысл.

— И что? Получается?

— В какой-то мере. У меня все больше единомышленников, включая тех, с кем я провожу совместные вечера и концерты в разных точках Москвы: Елена Фролова, Инна Разумихина, Александр Лущик, Андрей Крамаренко, Ульяна Бударных, Вера Евушкина, Михаил Долоко, Виктор Попов... Это драматические актеры из разных московских театров, имеющие склонность к пению. Четверо из них непосредственно работают со мной, ездят на гастроли...

Вообще ее горизонты вовсе не беспросветны. Недавно вышел компакт-диск с песнями на стихи Пастернака, Тютчева, Вертинского, того же Окуджавы (двустишие в эпиграфе — с этого диска).

И число ценителей, на ее взгляд, растет, особенно среди молодежи. Все неплохо, но тревожное чувство враждебного окружения отчего-то не пропадает.

Культура и антикультура

Было время — душила цензура. Приходилось хитрить и выкручиваться перед начальством, отбиваясь от обвинений в буржуазном изыске. Теперь иная беда: коммерциализация. Вроде бы пой что хочешь, но платить готовы большей частью за то, что хотят другие — располагающие для этого средствами. Общее свойство жесткой (в прошлом) и нынешней, "мягкой" цензуры-ссылки на якобы очевидное желание народных масс слушать именно вот это, а не вон то. Различие — в характере этой неизвестно кем выраженной "народной воли": раньше надо было противостоять тому, что было искусством в представлении большевиков, сегодня — в представлении магнатов шоу-бизнеса.

Так что для нее с советских времен, в сущности, мало что изменилось. И принципиальный враг остается прежним: пошлость. Не в смысле "сальность", а в изначально широком значении слова: пошлость, которая, по Ивану Ильину, "проистекает из человеческой слепоты к божественному" и "порождает отсутствие благоговения к священному, в различных проявлениях, — начиная от тупого безразличия и кончая лицемерием и кощунством". Одно из конкретных проявлений пошлости в эстрадном искусстве — так распространившееся в последнее время пение "под фанеру".

Только не надо говорить — мол, за что боролись, на то и напоролись. Дескать, духовная пустыня, через которую мы ныне бредем, как раз и есть долгожданная демократия рынка, предмет давних кухонных вожделений, в том числе и творческой интеллигенции. На сей счет неплохо выразилась сама Камбурова:

— Демократия не должна допускать собственного разрушения. Она должна создавать механизмы, отсекающие то, что превращает людей в фашистов. Иначе общество начинает жить по законам антикультуры...

Труднее всего ей сейчас в провинции. Во многих городах сменились люди, занятые организацией спектаклей, а по радио, по ТВ она выступает нечасто. И вот эти новые менеджеры не спешат с контрактами — боятся, что она, приехав на гастроли, не сможет собрать полные залы. Хотя она-то сама уверена: у ее зрителя вовсе не короткая память. Ее ждут, а она подчас ощущает себя доктором, который спешит на вызов к больному, не имея денег на такси, трамваи же почему-то не ходят.

Что же касается гармонически развитых персон, то среди людей творчества, считает Камбурова, их вообще не стоит искать. Во всяком случае, она сама лишь в короткие мгновения своей жизни, стоя в блеске софитов перед черным провалом зала, заполненного "ее" зрителями, не только слухом — всей кожей ощущая его жадную, ни с чем другим не сравнимую тишину, испытывает то благодатное чувство слияния с небесами, которое, может быть, и есть гармония. Идеалом же гармонически развитой личности для нее был и остается умерший полтора века назад великий русский святой Серафим Саровский.

Нелегко пребывать в гармонии с этим миром, если ты не отшельник, не затворник и не молчальник.