Сегодня (19 апреля) в Московском Дворце Молодежи – Событие. Через 18 лет после Первого Всесоюзного фестиваля авторской песни, та самая Люба Захарченко, которая получила Гран-при от самого Окуджавы, выходит на большую сцену. Ей есть что сказать.

...О, расчехленная душа, как брать тебя руками,

И муку, звуками кроша, замешивать стихами?

Мы умираем от утрат и воскресаем вместе.

Когда уходят друг и брат, спасают нас их песни.

На радость и беду мою примерзли пальцы к грифу.

В раю пою, в аду пою, и другу и врагу пою,

И охраняет на краю мой пес – мой голос — жизнь мою:

Не дай Бог станет тихо...

"Это удивительная девочка!" — сказал тогда про нее Булат Шалвович. – На таких фестивалях открытия бывают нечасто. Но Люба – и вправду настоящее открытие..." Судите сами:

...Красивых больше, чем желанных.

Желанных больше, чем одна.

Меж этих параллелей странных

не помещается жена!...

...Нас легче обмануть, чем успокоить.

Нас легче пристрелить, чем уберечь.

Одной рукой мы пилим, чтобы строить,

Другой строгаем спички, чтобы жечь...

... Никого не утешает старый Донжуанский список.

Никого не возвышает банк накопленных грехов.

Укатали сивку горки, кризис возраста так близок —

Все кобылы раздражают пуще собственных стихов!

Только шаг от героини до комической старухи.

Никого не украшает климакс, встреченный в пути.

Сократилось поголовье потребителей порнухи.

Только нажитая мудрость может психику спасти...

...Я купила себе белую сирень,

Я поставлю ее в вазу на окне,

Чтоб ты знал, что у меня хороший день,

Чтоб ты видел, что букеты дарят мне...

Даже не верится, что все это написал один и тот же человек. Да еще женщина. Недаром ее называют "Высоцким в юбке". И за юбку, между прочим, есть, кому держаться. Вот вам еще один сюрприз – у Любы трое детей! Самому младшему – Ванечке — всего 2,5 года!

— Поэзия, знаешь ли, эфемерна, — улыбается Люба. – Сегодня есть, завтра нет. Женщина должна иметь семью, кем бы она ни была. Счастливый человек может делать все. Если бы у меня не было моего мужа, моих детей – моего тыла – я бы уже сломалась 30 раз. А если бы тогда, после гран-при, переехала из Ростова в Москву, как меня уговаривали, никогда не было бы этих песен. Мне нужно было решить самой для себя – кто я: поэт или юрист (я закончила юрфак Ростовского университета)? Я считаю, этот самообман сломал огромное число бардов – если что-то не удалось в работе, то я – поэт. Если с поэзией не сложилось, зато у меня есть профессия. Так себя можно всю жизнь продурить. Мне понадобилось 15 лет, чтобы вернуться на путь, на который благословил меня Булат Шалвович...

...Все это выглядело очень странно – мертвая тишина в переполненном темном зале ... Авторы по одному выходили на сцену. Пели по одной песне и уходили под стук каблуков и собственного сердца. Окуджава сидел очень мрачный – говорят, он не хотел участвовать в фестивале, но его уговорили. И пока Люба пела свою "Черную смородину", она боялась даже смотреть в его сторону.

...И приснился мне не враг и не вор,

Не погост, не поминальный костер,

А приснился мне мой сад – экий вздор.

Как проснулся, не пойму до сих пор.

Сад мой! Дом мой! Моя кровь, моя боль!

Что же это приключилось с тобой?

Да неужто обурьянеть решил?

Дед сажал тебя, да видно спешил.

То ли дед тебя не там поливал?

То ль отец тебя не там корчевал?

То ль неверным осеняли крестом?

То ль посажен ты на месте не том?

Черная смородина — деда сны напрасные...

Черная смородина, где сажали красную...

Она спела, гордо повернулась и быстро пошла вглубь сцены. И вдруг вслед ей крикнули: "Пожалуйста, вернитесь!" Она вернулась и услышала голос Окуджавы: "Люба, а вы не моли бы спеть что-нибудь совсем другое?" И она спела:

...С глазами пьяного щенка,

С плеча чужого телом,

Как у шарманки нищенка,

То плакала, то пела...

Крутится-вертится над головою мельница...

Все перемелется. Что же ты плачешь, девица?

— Как перемелется, так остановится мельница!

Пусть лучше вертится. Я потерплю...

Смеялась, больно закусив, как удила, улыбку...

Пой, девочка моя, проси! Всех радостей себе проси!

А радости от "до" до "си". Все радости от "до" до "си"...

Все — музыка, все зыбко...

Потом ей вручили гран-при – хрустальную вазу. Ваза оказалась ... дырявой – дома в нее налили шампанского, а оттуда как брызнет! Смешно и грустно – Люба с детского сада мечтала о фортепьяно, а мама не покупала, потому что собирала хрусталь.... Потом ей прислали журнал "Молодежная эстрада" с заметкой о фестивале и маленькой голубой грампластинкой. На пластинке – две Любины песни: та самая "Черная смородина" и "В раю пою, в аду пою...". Ее голос звучал по радио, о ней писали газеты, а она думала, что ничего особенного не произошло. Работала ...следователем, потом – помощником прокурора, преподавала право в родном университете...

— Так уж сложилось – еще одна детская мечта. Детективов начиталась – там же все просто – раз, два, три, и всем помог.... Потому и не выдержала – только плакала и злилась оттого, что реально не могу никому помочь. Ведь кроме текущих дел, в сейфе лежит куча заявлений и материалов, и объективно ты можешь это обработать только на 10%, причем работая без выходных! И остановить этот поток невозможно! Всем известно, что самые нищие структуры – правоохранение, здравоохранение и педагогика. Мне было жалко коллег, подследственных, жертв – можете себе представить поэта, который работает следователем?... В то время я и написала "Черную смородину". А через 10 лет появился монолог нынешнего Горбатого к нынешнему Жеглову.

...А ты терпи, Жеглов, и не жалуйся –

Нам детей твоих не кормить.

А семью завел, так не балуйся –

Помни, есть, кого хоронить!

Держи-лови вора — опасная игра,

Но капитана обманули...

В стране моей большой

Живешь ты, как чужой —

Возьмешь деньгами или пулей...

Стихи Люба начала писать как все нормальные девочки – когда впервые влюбилась в 14 лет. Первые песни появились позже — в 19. Сейчас у Любы около 150 песен, за которые ей не стыдно.

— Я всегда очень жестоко относилась к своему творчеству — из 10 оставляла обычно одну, остальные сжигала. К 25 годам написала около 50 песен, теперь оттуда осталось всего 4, за которые не стыдно. И еще огромное количество стихов. Вряд ли это можно назвать "женской лирикой". Хотя, лирика тоже есть — и смешная, и грустная. Много саркастических песен про мужчин, но и про женщин тоже немало...

"О российской женщине"

Принцип есть, а принца нет.

Спит принцесса-раскрасавица.

На горохе — 300 лет.

Притерпелась, стало нравиться.

"Эволюция российской женщины"

От дворянки столбовой до лошадки ломовой,

От принцессы крови до змеи-свекрови.

Кто вспомнит про Адамово ребро

Когда увидит Евино бедро?

За эти восхитительные бедра

Адаму до сих пор считают ребра!

Цикл "перевертышей":

Чтобы СНЯТЬ всю паутину с потолка,

Нужно вылечить ДЕПРЕССИЮ слегка.

Чтобы вылечить депрессию СЛЕГКА,

Нужно снять ВСЮ ПАУТИНУ с потолка!

Чтобы мальчика и девочку РОДИТЬ,

Нужно, в принципе, кого-то ПОЛЮБИТЬ...

Чтобы, В ПРИНЦИПЕ, кого-то полюбить,

Нужно МАЛЬЧИКА И ДЕВОЧКУ родить!

Чтобы СПАТЬ спокойно целый год,

Нужно декларировать ДОХОД...

Чтобы ДЕКЛАРИРОВАТЬ доход,

Нужно спать СПОКОЙНО целый год!

Чтобы РОЗЫ приносить своей жене,

Нужно ей быть с ВАМИ понежней...

Чтобы ей быть с вами ПОНЕЖНЕЙ,

Нужно розы приносить СВОЕЙ жене.

Два года назад Люба начала выступать в Москве. Сначала это были бард-кафе, но скоро она поняла, что "под свиную рульку" петь невозможно. В октябре прошлого года она вышла на Малую сцену театра на Таганке. Каждый вторник те, кому посчастливилось узнать о ее концертах (4 разные программы в месяц!) могли услышать эти необыкновенные песни. К сожалению, на рекламу у Любы просто не было денег. К сожалению, по-прежнему, "спасение утопающих" (даже талантов) – дело рук их самих. И Люба пытается найти выход.

— Я думаю, если людям эти песни нужны, то рано или поздно, они будут их слушать и петь. Высоцкий расходился по кассетам и ничего. Можно, конечно, найти спонсора, тебе наймут зал, выпустят альбом, я подозреваю, можно даже поставить ОМОН и заставить народ тебя прослушать. Но я уверена, что заставить полюбить — невозможно...

...Каждый пишет свой роман, каждый ищет свой обман.

Кому Фамусова Софа, кому горе от ума.

Если будешь горевать, всем на это наплевать.

Если хочешь быть счастливым, то придется рисковать.

Глазоньки-то сонные, плоскости наклонные —

С известным ускорением с горки ледяной...

Совсем необязательно смотреть на нас внимательно

С космическим презрением и завистью земной...

Мы сидим с Любой на стареньком потрепанном диване, я слушаю ее и не устаю удивляться, как просто она умеет сказать о сложном, как легко – о главном, как мудро – о вечном.

— На свете очень много печальных истин. Например, что рано или поздно мы все равно умрем. Это умножает скорбь. Если выйти и сказать людям: " все плохо" — это безумие. Мы и так все сейчас разбиты по клеточкам, и нам кажется, что соседу за стеной легче — у него на две чайные ложки больше. Мы сейчас все сироты, потому что перестали друг другу верить и еще больше стали бояться. Раньше у нас была "мама", она говорила "да", мы – "нет" и наоборот. И все было нормально. "Маму" убрали. Инфантильный ребенок растерялся. Начали верить тому, этому..., они тоже обманули. Мы ка-ак обиделись! И заностальгировали...

...Как мы пели хором, как гуляли строем...

За большим забором процветала Троя...

Как была прекрасна красная Елена!

Улыбалась страстно, пела как сирена.

Разве мы опишем, как смотрели гордо?

До сих пор мы слышим отголоски горна.

Как же мы трубили у Троянской стенки!

Как же мы любили Ленкины коленки!...

— Но если писать только об этом.... Ведь песня действительно должна "строить и жить помогать". Были же у нас когда-то "Старые песни о Главном". А где они сейчас? Но посмотрите вокруг – так же птички щебечут, так же девочки влюбляются. И нет ни 17-го года, ни 37-го, ни 41-го. Как стыдно капризничать! Разве нашу жизнь можно назвать тяжелой по сравнению с тем, как жила Россия много-много веков?... Мне сейчас тоже очень тяжело. Квартиру мы снимаем. Как и другим, моим детям приносят вещи мои друзья...Мы не можем каждый день есть сладости и фрукты.... Но счастье ведь не в этом!...

Все слишком просто, чтоб объяснять долго.

Все слишком больно, чтобы забыть скоро.

Пора запеть нам: "Течет река-Волга...",

Собрать соседей и затянуть хором.

Легко помочь горю под холодец с хреном.

Течет река к морю – несет ладью с креном.

Все слишком сладко, чтобы кричать "Горько!"

Все слишком мелко, чтоб обойти мели.

Мы нахлебались в пути с тобой столько,

Что позабыли, к какой идем цели.

Но мы близки в главном — что есть, все от Бога.

Но мы грешны равно, чтобы судить строго.

Все слишком близко, чтобы кричать: "Где вы?"

Все слишком глупо, чтоб рассуждать здраво.

Садится чайка на берег твой левый,

Уходит солнце за берег мой правый.

Но я пою громко – услышать так легче.

Где рвется, там тонко – держи меня крепче...