Когда в январе 97-го Рязань навестил финал всероссийского конкурса "Учитель года", там участвовала и Ольга Чикина – преподаватель Рязанского Свободного Лицея. Будучи тогда журналистом одной из местных газет, я сразу "встал в стойку" и пошел договариваться об интервью.

Ольга показала себя человеком без комплексов: пригласила зайти часиков в одиннадцать вечера. К условленному времени я катастрофически опоздал и, оказавшись по искомому адресу в первом часу ночи, на кнопку звонка давил не без робости — стремно заявляться к полузнакомой девушке в такое время. Но Ольга тоже оказалась "совой", да и гостем я оказался не первым. За разговорами просидели до утра, но песен Ольга не пела и никак не напоминала об их существовании. (По-моему, главное отличие Автора от графомана: последний старается почаще напоминать о своем творчестве, а люди по-настоящему талантливые следуют завету "не просят — не лезь").

Послушать их, наверное, время еще не пришло. Потому что дорога Ольги к "широкой известности в узких кругах", когда после нескольких концертов человек становится известен поклонникам авторской песни по всей стране, началась только пару месяцев спустя.

Случилось это во многом помимо ее воли. Перед публикой Ольга не показывалась — писала себе втихую, и мало кто об этом знал. Но секретность не была абсолютной и стараниями друзей Ольгина явочная квартира вскоре оказалась провалена. Узнав, что издательство "Московские Окна" объявило конкурс записей в надежде на открытие новых имен, они проявили завидную настойчивость: уговорив автора не препятствовать начинанию, кассету с песнями отослали в Москву.

Вопреки статистике, затея удалась. Ольга попала в число лауреатов и вскоре покатила в столицу, где разнообразно провела время на дружеских попойках с коллегами по лауреатству и совместном с ними концертом в ЦДХ. Но друзья на этом не успокоились. Пока Ольга разъезжала по Москве и окрестностям, в Рязань добрался с концертом Владимир Ланцберг, получил соответствующую кассету и на удивление быстро проникся услышанным. С его подачи тем же летом Ольга оказалась на "грушинке" и стала лауреатом "Второго канала".

За несколько месяцев фамилия Чикина оказалась на слуху и начались предложения навестить различные города и веси. В отдельных случаях Ольга решилась покинуть любимую кухню, съездив во Владимир, Питер, Коломну и Переяславль-Залесский. Концерты прошли не без успеха, секрет которого остается для меня загадкой. Возникают вопросы, а точных ответов на них я не знаю.

Например. Почему, когда эта меланхоличная девушка с полуотсутствующим взглядом и трогательно писклявым, кукольным голосом нашкодившей Бабы-Яги, начинает рассказывать картинки с выставки своих впечатлений, вдруг оказывается близка и понятна большей части находящихся в зале людей? Пройдется насчет доставучести КСПшников с их неистребимыми рюкзаками и "милая моя, солнышко лесное", так сидящие в зале КСПшники охотно смеются над собой ("Господи, дай мне умереть под "Металлику", дай мне!"). Сделает достоянием гласности неказистую судьбу простоватой девушки Клавки, — так сидящие в зале Клавки даже не подумают, что песня про них ("Ах, либидО ты моё, либидО, Что тебе надо ещё?")... Ну и так далее.

Может, просто зеркало барахлит, а может, скорее, потому что Ольга — человек, начисто лишенный пафоса. Нет у нее даже намека на агрессию и какое-то уничижение своих героев — сразу ясно, что любит она их и жалеет, а если смеется, то всегда по-доброму. Да и на себя ирония направлена не реже, чем в других направлениях — она, похоже, вообще является для Ольги главным способом постижения мира в этой жизни. И когда проскальзывают интонации, лишенные этой спасительной ауры подтрунивания над собой и окружающими, — тем чище и естественней воспринимаются слушателем. А уж как подкупает детское умиление Ольги перед загадочным многообразием живого... Совы, коты, волчата и прочие зверушки обычно не менее полноправные герои ее песен, чем двуногие прямоходящие.

Наверное, она безумно нравилась детям, когда преподавала. Ну, где еще найдешь училку, которая никогда не "наезжает", не повышает голоса, а только изучающе смотрит в глаза и хлопает неестественно большими ресницами? И сразу неважным становится большинство заботящих тебя проблем, от которых еще минуту назад готова была закружиться голова, а мир предстает в своей игровой, карнавальной основе и реагировать на его проявления сразу хочется не унылой серьезностью и глупыми обидами, а просто улыбкой ("Мой господь, расскажи мне пока, что такое война").

Впрочем, это уже домыслы, зато я точно знаю, что концерты Ольга играет в среднем полтора-два раза в год, а в Рязани ее и вовсе не слышно несколько лет. Удивляется: "Зачем чаще? Все равно придут те же самые 200 человек, — я их чуть ли не поименно знаю". Друзья хотят книжку ей выпустить — она снова в непонятках: "Зачем это нужно?" Песня как духовный путь, как способ изменения мира и себя, — это не для нее. "Бабских песен не люблю", — часто повторяет Ольга, видимо, относя это и к себе. Ей достаточно тесной кухоньки, немногочисленных друзей и возможности брать иногда в руки гитару. Но очень изредка и лишь когда по-настоящему захочется.

Анатолий ОБЫДЁНКИН

P.S. Все это была присказка, а сказка началась, когда полгода назад Ольга вдруг неожиданно сорвалась с насиженного места и с друзьями-бардами скаталась машине до Урала и обратно, сыграв за эти две недели едва ли не больше концертов, чем за все предыдущие годы. Теперь, вот, и до "грушинки" добралась, и даже лауреатом стала. Потом – "Второй канал", а потом я ее все-таки поймал, чтобы расспросить обо всем по порядку.

— За те недели, что прошли со времени лауреатства на "грушинском" фестивале, мне попалось на глаза уже несколько интервью с тобой в местной прессе, до этого Ольгу Чикину вниманием не баловавшей. Интересно, что думаешь по поводу старой истины "нет пророка в своем отечестве", у которой в приложении к Рязани есть продолжение: "пока он не признан на федеральном уровне"?

— А у меня картинка другая. Я думаю, что в Рязани есть около 200 человек, которые не просто осведомлены, что есть Ольга Чикина, которая пишет песни, и у нее проходят концерты, но по возможности эти концерты посещают. И тут публикации ничего не изменят, потому что люди находятся не через СМИ. Заметки и интервью явление не описывают – его описывают конкретные люди. Вообще, Рязань – это город, где СМИ культурный спрос никак не формируют, его формируют личные контакты, потому что газеты и радио у нас не популярны. Есть некое социокультурное пространство, но оно очень узкое, — и я, и ты знаем наперечет людей, которые на него влияют. Туда можно попасть, но существенно расширить его влияние с помощью СМИ – невозможно. Оно стабилизировалось – это гнездо, ячейка. В принципе, я считаю свое гнездо вполне адекватным. Оно есть, его знают, туда заходят какие-то люди, и я вовсе не хочу быть рязанской Аллой Пугачевой – это совершенно неинтересно. Если хотя бы 200 человек признали, что есть такая Ольга Чикина – и этого достаточно. Потому что в Рязани, как сказал в свое время Сережа Сачко, нужно ходить дворами. На главных улицах в Рязани делать нечего. И в этом смысле "пророк в своем отечестве" есть, но где-то во дворе, не на главной улице. А на главной улице — Рязанский народный хор и еще что-то официозное. Туда я вписываться совершенно не хочу и мне это, наверное, было бы вредно. Я даже специально берегусь, чтобы на проспекте не оказаться.

— Тем не менее, будучи тяжелым на подъем человеком, ты сначала вдруг поехала в гастрольное турне за компанию с Данским-Тиматковым-Трухановым, теперь на "грушинку" добралась и в конкурсе поучаствовала. С чем связана такая неожиданная активность?

— В принципе, причина и того, и другого в том, что у меня "завис", который длится уже два года – я не пишу новых песен. Когда у тебя плотный творческий застой и ничего не созидаешь, со временем начинаются проблемы с самоидентификацией. Становится непонятно, насколько ценно то, что уже создал... Не знаю, как у других, а у меня так. И в этом случае надо "впрыгнуть" в какой-то социум, — посмотреть изнутри, как обстоят дела. Это причина. А повод, – то, что представился случай поехать с любимыми авторами и людьми на Урал. Во втором случае – на "халяву", не заплатив ни рубля, скататься на "грушинский" фестиваль за счет Володи Розанова. Каким-то образом эти вещи помогают самоидентификации. Хотя сейчас я сижу и думаю: может, все это и не к чему? Возможно, это ложные "броски", которых не стоило делать, и ни к творческому процессу, ни к самоидентификации отношения они не имели. Но об этом я только сейчас подумала. А когда ехала – думала, что это поможет.

— Еще ты только что вернулась с фестиваля Владимира Ланцберга "Второй канал", который был недавно частью той же "грушинки", а теперь обрел самостоятельность. Почему это произошло и поделись, пожалуйста, впечатлениями от поездки.

— Для меня "Второй канал" начался с "грушинского" фестиваля 1997 года, когда Женя Сапфиров познакомил меня с Ланцбергом. И, соответственно, я познакомилась с местом, где стоял "Второй канал". Там все оказалось принципиально иное, отличное от "главных" площадок и "главного" конкурса. На "Втором канале" сидели большие, умные мужики и действительно пытались каждому человеку, приходившему к ним в конкурс, сказать что-то важное, дать "обратную связь", чего на главном конкурсе не было и не будет, — там физически невозможно тратить на каждого по 15-20 минут. Поэтому мне было интересно, тем более, тогда у меня тоже были творческий кризис и проблемы с самоидентификацией. Я лежала на травке возле сцены "Второго канала" и слушала всяких умных дядек вроде Бориса Жукова, который с милой улыбочкой на добром лице открывал рот и говорил дикие гадости, но настолько содержательные и правильные, что просто так не отмахнешься. Про песню, про ее устройство, про сверхзадачу можно было услышать только там. Я догадываюсь, почему они ушли с "грушинки", — одно внутри другого не могло уже существовать, потому что "Второй канал" очень вырос, укрупнился, стал сильнее. Наверное, случились какие-то переговоры, обе стороны не удовлетворившие, и "Второй канал" превратился в самостоятельный фестиваль, что было совершенно правильным ходом по всем статьям.

Когда после "груши" я приехала на "Второй канал", то первое, что поразило, — тишина. Сколько бы народу не приехало, — все равно тихо. Потому что одна из целей мероприятия – общение умных людей. По поводу песен, по поводу жизни вообще и творческой жизни в частности... Сама атмосфера позволяет без напряжения общаться, знакомиться с новыми людьми и думать про творчество. Наверное, в этом смысле "Второй канал" — уникальное мероприятие, и в этом году он получился насыщенным. Туда приехали Вадим Певзнер, Виктор Луферов, Юрий Цендровский, — люди, что ни в какой "формат" не вписываются. Приехал Агранович. Он приезжает туда второй год и "зажигает" круче всех . Это человек, написавший "Я в весеннем лесу пил березовый сок", "От героев былых времен", и его концерты на "Втором канале" самые живые и профессиональные, хотя на первый взгляд все просто: стоит дедушка без гитары и кто-то ему подыгрывает.

"Второй канал" — это блестящая организация. Те, кому не нравится, говорят, что это военизированный пионерский лагерь. Там "сухой закон": конечно, пьют, но в меру и тихо, по кострам, не мешая основному процессу. Еще там не матерятся, везде "мусорки" стоят и "бычки" в траву никто не бросает. Везде ходят "дети" 15-18 лет, которые следят за порядком, убирают территорию и делают свое телевидение – берут интервью и т.д., — короче, помогают взрослым и структурируют фестивальное пространство. Обе концертные площадки работают безукоризненно, — не замечаешь работы организаторов. Совершенства, наверное, "Второй канал" еще не добился, но для меня это самый правильно организованный фестиваль. Ты понимаешь, что за этим КСПшная школа совковых детских лагерей, но, с другой стороны, этот опыт помогает в организации и другого такого фестиваля не существует. Никакой Олег Новосельцев* на "Втором канале" просто невозможен, потому что над ним будут хихикать, а на "грушинке" ему дали лауреатство с удовольствием: "Ах ты, лапка какая! Вот тебе! Как хорошо, что приехал!" На "Втором канале" он бы вызвал только смех, над ним бы поржали.

Жюри "Второго канала" часто ругают и, наверное, справедливо, в некоторой зауми, в растекании мыслью по древу. Эти люди очень любят поговорить. Они обсасывают результаты конкурса, в подробностях рассказывая, кто был за кого, кто против, и почему... Работа второго тура превращается в открытый мастер-класс на полдня, когда выходит человек на сцену, а члены жюри бесконечно чего-то ему растолковывают, спорят между собой. Это некое шоу, передача "Что? Где? Когда?" без четких вопросов и ответов. Но артисту нужен слушатель, а когда этот слушатель квалифицирован, да еще открывает рот, чтобы рассказать свои впечатления, — естественно, артист очень многое получает. Если нет слушателя – все не имеет смысла. А на "груше" давно уже никто и никого не слушает. Даже друг друга эти, условно говоря, артисты — не слушают, потому что уже не умеют слушать и не хотят. А если слышат, то очередной раз проматывают магнитофонные ленты у себя в голове, когда видят на сцене живого Козловского или Сергеева. И вот они сидят себе, подпевают, но это уже не концерт – они подпевают магнитофонной пленке у себя в голове, узнавая знакомые слова наизусть уже выученных песен. Вот первый куплет пошел, второй... Я даже не знаю, что нужно, чтобы на "груше" люди узнали и запомнили новую хорошую песню – это, по-моему, утопия.

— На "грушинке" меня потрясла глубина пропасти между вкусами публики и старперов-организаторов, чьи вкусы законсервированы на эпохе тридцатилетней давности, где "солнышки лесные, дятлы заводные" и все такое. Песенка о назойливых КСПшниках "Господи, дай мне умереть под "Металлику!" написана не под впечатлением одной из "грушинок"?

— "Господи, дай мне умереть под "Металлику" действительно написано под впечатление одной из "грушинок" — 1996-го или 1997-го года. С тех пор я не была на "груше" шесть лет. Тогда я паслась, преимущественно, возле "Второго канала", а то, что я слышала в других местах, было, в основном, обычными КСПшными песнями. Много пели Мищуков, очень много Митяева и "Милая моя, солнышко лесное" — эта песня задолбала меня совершенно. Хотя сама по себе песенка безобидная и, наверное, Визбор не ждал, что от нее будет случаться такой неприятный эффект.

А в этот раз я нигде не услышала Визбора и считаю, что это тоже неправильно. "Груша" стала разнообразнее и позиционирует себя как фестиваль, где много чего происходит, — значит, и это должно звучать. Может быть, я снова не увидела разнообразия, потому что "стояла" возле 4-й сцены, где играли, в основном, рок-авторы и рок-группы. Чтобы послушать интеллектуальные песни под одну гитару, надо было отправляться к Каплану на Кольский бугорок, а это самая "задница" и окраина фестиваля, где собирается малочисленная богема, которая слушает нечто тихое и ужасно интеллектуальное.

Так что отсутствие Визбора меня расстроило, потому что должно быть много всего и должен быть выбор у человека, который, допустим, приехал на "грушу" впервые. Если вкус у него еще не сформировался, перед ним должен быть некий "культурный ассортимент" для выбора, что же ему полюбить. Хотя черт его знает...

— По-моему, ты идеализируешь "грушинку", говоря, что ее позиционируют как фестиваль разнообразной музыки и разнообразных песен – в головах оргкомитета и жюри все совсем не так. Глядя на "грушинское" мелькание со сцены на сцену бородатых мальчиков-зайчиков и перезрелых девочек-белочек, слащавыми голосами пытающихся спеть "про любовь, про молодость", как выразился один из членов жюри, мысли в голове невеселые. Например, о том, что в ситуации выбора — а тут можно вспомнить Высоцкого, Галича, Окуджаву, — приоритетным стало так любимое организаторами "грушинки" "визборовское" направление, доведенное фанатиками до жутковатого абсурда, после чего и появился анекдот про ля-минор, от которого гитаристу хочется стошнить. И, как следствие, появилась вся эта гигантская инфраструктура КСП с её слётами и фестивальными ранжирами замкнулась на тематическом, ритмическом и гармоническом однообразии, ставшими незыблемым каноном. На фестивале "рулят" люди, все еще живущие в эпохе Визбора, причем дурно понятого, и лучше всех это выразил игравший на Гитаре самарский бард Есипов, который совершенно искренне пел: "Повторятся непременно наши песни в наших генах". Насколько я понял, эта оторванная от жизни позиция преобладает.

— Мне кажется, если Хомчик продвинула в лауреаты "Зимовье зверей", то жюри фестиваля хотя бы частично адекватно. Я знаю, что Козловский адекватен. Как и везде, есть десять процентов людей, которые хоть что-то могут трезво оценивать и способны влиять на принятие решений. При определенных шагах со стороны организаторов "грушинка" может превратиться в сногсшибательный фестиваль с самыми разнообразными площадками. В идеале я вижу "грушу" разделенной на кусочки, где у каждой сцены своя публика. Возможно, к этому придет, потому что "груша", как самый массовый песенный фестиваль, все-таки не может не впитывать современные тенденции в музыке и культуре. И худший период – период попсы и плохо понятых Визбора и Митяева – мне кажется, позади, а дальше будет что-то новое. Сейчас, по-моему, как раз время перехода в новое качество. Есть Кольский бугорок, "Зимовье зверей" стало лауреатом, "Зге" хлопали и еще очень хотели послушать, Бардин стал лауреатом... Третьяков**, правда, опять пел... Полный разнобой, но пропасти я не увидела. Я не могу однозначно сказать, что члены жюри ничего не понимают – у них свои проблемы с восприятием того, что творится. Это не статичные фигуры и они понемногу осознают кризис своей компетентности, потому что, если все так, как ты говоришь, то результаты должны быть еще хуже. Лауреатами тогда должны становиться только люди вроде Третьякова, Новосельцева и им подобных. Лауреатов и дипломантов на этот раз, конечно, дикое количество, но жюри надо было представить разнообразие, проявившееся в конкурсе. Я полагаю, жюри этого года было особенно трудно.

— Я был свидетелем того, как эти "жюрики" слушали "Згу" и Сергея Селюнина, как просыпались, начинали живо реагировать на происходящее, просили спеть еще, потому что не могли понять, что же происходит: люди перед ними состоявшиеся, уверенные – "Силя" и вовсе как с детьми с ними говорит, — но в сформировавшийся у них в голове дурацкий КСПшный "формат" рок-поэтика никак не вписывается, и что с этим делать они не знают. Очень поучительное было зрелище.

— Я могу допустить, что они такого вообще никогда не слышали. Трудно вообразить, что Вадим Егоров пихает в свой музыкальный центр для ежедневного прослушивания группу "Зга" или группу "Выход" — этак мир перевернется... Кризис компетентности – это хорошо, кризис – это всегда катализатор изменения. Выясняется, что придется отвечать на вопросы, которые раньше не считал актуальными. Может, те же самые люди будут в жюри и через год, но им придется принимать все более сложные решения, им будут предлагаться все более сложные ситуации. Так случилось, что на "грушинку" стали ездить представители разных музыкальных культур, рокерам дорога туда открыта и в любом случае придется их вписывать, давать лауреатские места, и на "грушинке" будет, чем дальше – тем интересней. А уж если бы нашелся какой-то человек, который, будучи в состоянии все это понимать, объяснит ситуацию организаторам, тогда все пойдет быстрее, и мы получим на "грушинке" срез российской музыкально-песенной культуры вообще. Там и сейчас уже представлено едва ли не все, за исключением блатных песен – им туда нет дороги. Даже само наличие на фестивале Ивана Смирнова не может не отразиться на мышлении публики и артистов. Для меня, например, очевидно, что он нес за собой образовательную, просветительскую функцию, а не просто гонял одну и ту же программу по всем сценам, продавая свои жутко дорогие диски. Я уверена, что 70 процентов аудитории раньше его просто не слышали и за эти несколько дней он "окучил" много народу, с которым дальше будет что-то происходить. В общем, я бы на следующий год съездила на "грушинку" посмотреть, что там будет. Жизнь идет вперед и "груша" с этим ничего сделать не может.

Для меня было интересно, например, что приехала из Екатеринбурга Вера Вотинцева с миссией: выучила несколько песен Гриши Данского и на своих концертах пела их везде, где только можно. Один и тот же эффект. Она спускается со сцены, кто-нибудь подходит и спрашивает: "Кто такой Данской?" То есть, на "груше" творчество Данского, можно сказать, не знают – лауреатом он не был, давным-давно участвовал в конкурсе, но никуда не прошел. Наверное, слишком тихо пел.

— Кстати, почему ты спела для "грушинского" жюри именно песню "Сережа"?

— Мы шли с Володей Розановым то ли поржать, то ли на чей-то концерт, и я даже не помню точно, как возникла идея поучаствовать в конкурсе, но она возникла. Володя выбрал песню на стихи Бори Рыжего с ясным текстом, который можно "схватить" с первого раза. Я задумалась, есть ли у меня песни, которые можно так же "схватить", — понять и прочувствовать с первого раза. Это же очень сложная штука – понять, что тебе стихами даже не говорят, а поют. Когда посмотрела, как проходят эти "прослушки", мне показалось, что "Сережа" — это самая "с первого раза схватываемая", фестивальная песня.

— Скомпромиссничала, короче?

— Ну да. Потом, я считаю, что это не самая плохая моя песня. Ну а что было петь? Что-нибудь слюнявое? Все поют слюнявое. Народ попугать? Но я была в расслабленном, благостном состоянии и спеть "Господи, дай мне умереть под "Металлику" у меня бы энергии не хватило, да и желания не было. По большому счету, — что такое диплом? Если бы деньги давали, то надо было бы, наверное, год к этому конкурсу готовиться... А так интерес был развлечься, заработать приключение. В итоге вместо приключения случилась мука с двумя днями очередей, сидя в которых я думала, что конкурс – это в принципе неправильно. Начинаешь смотреть на соратников по перу как на врагов или как на людей заведомо хуже тебя.

Мне очень понравилось, что устроил на "груше" Вадим Певзнер. По пути на фестиваль он сочинил некий бред про палатки, природу и туризм, вышел с какой-то девушкой, и вдвоем они нежно спели это на манер "лыжи у печки стоят". Только во втором туре поняли, что парень стебется и не надо пропускать его дальше.

— Разговариваешь ты вроде бы обычно, но, когда выходишь на сцену, выясняется, что у тебя замечательный и неповторимый голос, своеобразие, который ни с каким другим не спутаешь.

— Раньше, когда я начала играть на гитаре, еще в институте, у меня был тихий, чистенький девичий голос. Я пела в хоре и, кажется, у меня был альт. Я помню момент перехода, хотя случился он достаточно давно. Он произошел после ряда эмоциональных всплесков и переломных событий в моей жизни, как то, допустим, смерть Саши Шорина***. В то время я пошла работать сторожем и ночью, на рельсовой базе, которую я сторожила, у меня вдруг впервые в жизни появилась возможность одиноко громко петь. И выяснилось, что можно, оказывается, петь и вот так. Мне эта манера понравилась, я ее зафиксировала. Но это неправильный голос и любой человек, знающий, как учить вокалу, скажет, что так не поют, – происходит зажим связок и т.д. На самом деле, мне сейчас хочется двигаться к чему-то, а не от чего-то, и эта манера уже не актуальна – мне кажется, нужно развивать свои вокальные способности. Я знаю, что Гриша Данской сейчас занят работой над своим вокалом. Мне это любопытно и тоже хочется что-то сделать в этом плане, чтобы иметь в распоряжении более широкий инструментарий.

— Давай о местных делах поговорим. Я как-то заходил пару раз на концерты местных КСПшников и много смеялся, глядя на то, как люди там совсем не владеют гитарой, поют слабые и глупые песни "про природу, про туризм", как, запинаясь, по три раза начинают одну и ту же песню. Получается, Рязань и авторская песня несовместимы, а ты – единственное, счастливое исключение.

— Я не считаю себя здесь таким уж разноцветным и единственным мухомором. Для меня КСПшное движение города во главе с Женей Сапфировым – это явление социальное, а все социальное обычно имеет мало отношения к творчеству. Что до культурного аспекта, то у нас много исполнителей хороших, которые – понятно, что в своем формате, который многим не близок – все-таки пытаются что-то аранжировать и вынести на сцену.

Другое дело, что если ты сам что-то созидаешь, то лучше быть подальше от людей с гитарами и тому подобного. Творчество – процесс интимный, и лучше, если никто, кроме тебя, в этом процессе не участвует. Надо рулить самостоятельно. А если хочется общения – лечь в травку, расслабится, — тогда, конечно, есть Женя Сапфиров и его компания. Общаться с ними – не самое плохое времяпровождение.

— Последнее время ты репетируешь программу с группой...

— Года три-четыре назад появилось несколько семей, с которыми я подружилась. Среди них ь семья Паши Лотарева, который в один прекрасный момент пришел и сказал: "Давай сделаем группу". Сначала мы играли вдвоем, потом добавились еще музыканты. Пришла Наташа Скворцова со скрипкой, потом "Старик" **** сподобился придти послушать, чем мы занимаемся. Это, прежде всего, сообщество друзей, в силу разных обстоятельств худо-бедно умеющих играть на музыкальных инструментах. К тому же, появились песни, которые слышатся мне совершенно не под гитару. Мы сделали пока 11 композиций.

Конечно, в первую очередь это проект "Старика", — он единственный из нас понимает, что такое аранжировки и, в конце концов, все переделал к чертовой матери. Вадим очень любит слово "концепция" и считает, что в каждый аккорд, в каждое музыкальное движение надо обязательно вкладывать некий смысл, который чаще всего можно выразить словами. Работа получается содержательная и трудная – это не просто кружева, которыми оплетается песня, а некое переосмысление, благодаря которому и текст обретает другие смыслы. Каждая песня становится принципиально новой и это особенно интересно в период творческого застоя – работать со старым материалом и свежими людьми. Уже есть концерт, записанный в клубе им.Гайдара, который можно послушать. Когда будет студийная запись – не знаю, но она обязательно будет. Очень хочется поскорее доделать этот альбом и получить "обратную связь".

— Расскажи о своей дискографии. Какие из имеющих хождение по стране записей можно считать официально изданными?

— Официальный альбом, с номером и так далее, всего один – "Серебряный "Фольксваген", записанный в 1999 году Евгением Слабиковым на студии "Остров". Это кошмар полный, исполнение там – ниже всяких похвал. Еще есть альбом "Старые песни", записанный в 1999 году в Рязани, куда вошли песни, которые показались важными на тот момент, плюс там хорошая звукорежиссура. А недавно у Леши Хмелева в "гайдаре" записан относительно новый альбом песен под гитару — "Волчата". Он интересен тем, что содержит вещи, написанные после 2000 года.

— А сколько у тебя песен, за которые не стыдно?

— Я уверена, что когда я сдохну — песни, скорее всего, тоже сдохнут. Может, картинки останутся – они более живучи, потому что они на бумаге и другими средствами делаются. А песен для меня ценно, наверное, семь-десять при общем количестве около ста. Если ознакомиться с моим архивом, можно плюнуть и сказать: "Фу, какая дура!" Я недавно почитала свои "девичьи" тексты, — это невыносимо. А из дорогих песен... Из последнего – "Родина", написанная в 2001 году, еще "Дружок", "Том Уэйтс". Из старых – "Дракон", "Клава", "Волчата", "Лошадь", "Профессор Федоров украл мои носки" (она глупая, но это все-таки искусство). "Металлику" все знают, но для меня эта песня — слишком на потребу дня, в каком-то смысле коньюнктурна. Самая красивая песня – "Волчата".

Беседовал Анатолий ОБЫДЁНКИН

* Олег Новосельцев – лауреат Грушинки-2004, нечто совсем уж ай лю ли КСПшное.

** Третьяков (не помню имени) – автор хита про "Тюбик", вызывающий омерзение и брезгливость "аншлаговскими" интонациями и пошлостью текстов.

*** Одна из культовых фигур рязанского рок-клуба, поэт и музыкант, автор песен группы "Труба". Трагически погиб летом 1988 года.

**** Древнее, еще времен рок-клуба 80-х, прозвище мужа Ольги — музыканта и звукорежиссера Вадима Бочкова.

13 Августа 2004