Так называется стихотворение замечательного американского поэта Роберта Фроста – о певчих птицах, возвращающихся весной в родные места, и готовых наполнить истосковавшийся воздух своими трелями. Так мне хочется назвать и статью о Елене Камбуровой. Она – "наша певческая мощь". Есть замечательные эстрадные певцы, но они – другого рода. А она – не просто поёт, но преображает наши души поэзией. В одном ряду – Пушкин. Мандельштам, Высоцкий. Время – не поэтическое? Но, как сказал один из поэтов, "времена не выбирают, в них живут и умирают". И, для тех, кто изголодался, истомлён духовной жаждой – ещё нужней поэтическое слово, усиленное её удивительным голосом, пластикой, жестом...

Она приезжает в Одессу раз в полтора-два года. У неё своя публика. Чем она покоряет? Конечно, поразительным многообразием – стилевым, жанровым, эмоциональным. Она раскачивает нас на своего рода качелях: вверх – вниз! Так и голос её вибрирует – от самых низких нот – до предельно высоких, устремленных куда-то в лазурную высь, как в песне Веры Матвеевой. Взлетаешь – душа замирает, дыхание останавливается: так много надежд, таким недосягаемым кажется то, о чём мечтаем, так страшна высота... Собственно, и качели люди придумали потому, что не умеют летать, но способны, раскачиваясь, хоть на мгновение испытать чувство полёта. Она часто предваряет свои песни несколькими фразами, отточенными до афоризма, чьими-то цитатами, и в ходе концерта произносит слова: Закон полёта! Заметим: закон!

Это закон всякой духовной жизни (а ведь в мире, где слишком много всяких красивых и удобных вещей – духовное сегодня в самом большом дефиците): душа, не способная взлететь, не заслуживает своего имени. Впрочем, в песнях Камбуровой есть ещё один постоянный образ – цирковой артист, канатоходец! Вот песня гимнастки, одна из самых ранних в её репертуаре, (ведь один из множества ликов юной Камбуровой – циркачка, исполняющая отчаянно смелый трюк). А вот и знаменитая песня Высоцкого, в которой герой идёт по канату "без страховки", ежеминутно рискуя упасть. С этой высоты люди иногда кажутся лилипутами. Но если они задрали головы вверх – это значит, что может быть, они растут. Песня и о ней самой, Камбуровой. И предыдущую рецензию я так и назвал "Посмотрите, вот он без страховки идёт". Сюжет песни известен: герой разбивается насмерть, но его сменяет другой, которому тоже осталось пройти "четыре четверти пути". В этом всё дело – в эстафете, в том, что людей всё равно продолжает манить головокружительная высота. Потому что без неё – нельзя. Она – основа духа.

На эти высоты не устаёт нас звать Камбурова. Хотя иногда и кажется, что этот романтически-высокий призыв увязает и глохнет в плотном и бескислородном воздухе эпохи – как в вате. Разбудить дремлющую душу, дать ей кислород сильных и чистых чувств! Вот французская песенка начала 20 века – о смехе. Как выразительно – на разные лады – она смеётся! И вдруг всё обрывается – звучит несколько печальных нот, и вдруг вспоминается строка Блока "мелодией одной звучит печаль и радость..." А вот плач – песня на стихи польского поэта Леопольда Стаффа. Контрастные эмоциональные состояния.

В странное время мы живём! Создали совершенно замечательную техническую цивилизацию. И в этой искусственной техносреде – становимся и сами всё более искусственными существами. Всё большей редкостью становятся искренность, душевная открытость, страсть, пафос, не говоря уже о нравственной убеждённости. И поэтому мне понятно, почему она обращается к теме детства. Небольшой цикл, начинающийся песней на стихи Осипа Мандельштама – я слышал впервые. Стихи знал наизусть – но как крупно, как выпукло вдруг прозвучало повторённое дважды: "Только детские книги читать"! А потом вступает тема детей в гетто – использована книга чешского писателя Людвига Ашкенази "Чёрная шкатулка", дети учат еврейскую азбуку – перед тем, как отправиться в печь. И музыка – потрясающая – из фильма "Список Шиндлера". А затем – хрестоматийные цитаты из Сэлинджера, скончавшегося буквально на днях, – о детях, которые бегут к пропасти, и нужно спасать их, ловить! И в заключение – песня Жака Бреля. Дети рождаются голыми, и души их детские – голые, они ещё не успели одеться в одежды нашего привычного лицемерия, они ещё не утратили искренность и чистоту. Если детей убивают – это преступление. Но когда убивают в людях детство, когда во имя развития интеллекта совершают какую-то операцию на душе, вырезая нечто "лишнее" – это преступлением не считается. Слава богу, дети, и очень юные люди – максималисты. И — поэты! Не сегодняшние, конечно. А те, кто поэты по самой своей сути.

И поэтому стержнем сегодняшней программы Камбуровой – становятся песни Владимира Высоцкого. Прежде – преобладал Окуджава с его мягкостью, нежностью души. Высоцкий – жёсткий. Как надрывался он, атакуя, пробиваясь в уши, оглохшие от "позднего застоя"! Сегодня эти песни – ещё нужней. Высоцкого Камбурова исполняет по-своему – и так, как будто это она сама их сочинила. То есть конгениально. Кстати сказать, так же исполняет она и француза Жака Бреля, – и мы без перевода понимаем, что это "французский Высоцкий". Что в его песнях такая же высокая температура, – температура плавления обыденности и преображения жизни в тигле переживания.

И первое, и второе отделение своего концерта Камбурова завершает песнями Высоцкого. Но перед финалом – звучит песня на стихи Даниила Хармса. Основоположника литературы абсурда. "А дни летят"... "А дни летят, как ласточки"... "А дни летят, как тумбочки"... "А дни летят, как рюмочки"... На фоне тумбочек – и привычные рюмочки начинают попахивать повседневным абсурдом. Как страшно, на самом деле, что дни – летят, улетают безвозвратно, без смысла. Смысл жизни – не может быть добыт человеком, который всецело подчинился инерции повседневности. Ибо в повседневности подлинные ценности бытия замаскированы, да и вокруг тебя лица ли, маски? Да и подлинно ли твоё собственное лицо? Об этом – в песне Высоцкого о масках, – являющейся, в некотором роде, идейной кульминацией концертной программы.

"И в мире нет таких высот, что взять нельзя" – поёт в финале Камбурова. И уходит за кулисы. Жирная оптимистическая точка. Мы неистово аплодируем. Но в сознании всё же – тревожная мысль: а интересуют ли нас ещё высоты?