Крамаренко приехал. В этот раз без песен. Песни Визбора в его совместном с Дмитрием Дихтером исполнении были полтора месяца назад. Концерт состоялся в академической драме и имел успех. Про себя отметила: "возвращение" певца из столицы на челябинскую сцену идет по нарастающей. В первый после московской жизни год он держал свой отчет перед земляками на небольшой сцене Камерного театра. Позже была почти такая же в обновленном "Манекене". Потом в паре с Валентином Никулиным они небезуспешно завоевали сцену академического театра, точнее, его довольно искушенную и придирчивую к гастролерам публику. И вот теперь уже с Дихтером эта, пожалуй, самая престижная, обкатанная, проторенная звездами сценическая площадка Челябинска принимала его снова. Выходит, прав Андрей Крамаренко и те, кто уезжает за признанием, за востребованностью из родных пенатов — чтоб тебя здесь приняли, увидели, услышали, надо стать столичным или зарубежным жителем и гастролером.

— Ну и как ты себя в этой роли ощущаешь?

— Вполне нормально. Разве может быть иначе, когда зал полный, тебя и твои песни помнят, когда не надо куда-то бегать и в поисках хлеба насущного себя предлагать. За прошедший в мае концерт мы с Дмитрием очень благодарны не только публике, но и самому театру, всем его службам — от вахтеров, билетеров и осветителей до дирекции. Они поработали и на святое дело — на прекрасные песни Юрия Визбора, которые мы пели.

— Прошлогодний концерт был с Никулиным, нынешний с Дихтером. Ты певец, создатель собственных песен, хороший аккомпаниатор самому себе — по-моему, вполне самодостаточен, чтоб не нуждаться в партнерстве...

— У меня есть несколько сольных программ для разных слушателей, даже для детей. Но одно другому не мешает. Визбор, Окуджава, Ким, Высоцкий — это богатый внутренний мир, целая философия. Каждого из них нельзя исполнять в двух отделениях одному. Это морально трудно певцу и не просто слушателю. Нет, петь два часа можно, но заведомо неинтересно. Нужна либо театрализация с использованием кинофрагментов, слайдов, воспоминаний, дневниковых записей, как в последней визборовской программе...

— ...либо кооперация, как с Никулиным и Дихтером?

— Именно так. Два сезона назад я сделал моноспектакль по стихам и песням Окуджавы. Премьера состоялась в Театре Елены Камбуровой, где я работаю, была принята и признана. Однако прокатывать ее на широкой аудитории было бы великим и неоправданным риском. Вскоре судьба подарила мне встречу с Валентином Никулиным, известным киноактером и некогда ведущим актером "Современника". Он был очень дружен с Булатом, а у Визбора даже есть посвященные ему стихи. Ну вот мы и решили создать композицию, посвятив ее Окуджаве. Никулин занят в ней как певец и чтец, у него, как вы знаете, прекрасный тембр голоса, а я певец и аккомпаниатор. А с известным московским исполнителем Дмитрием Дихтером, с которым мы знакомы лет десять, решили создать программу по Визбору. Раз пять уже показывали ее в столице, там приняли, в июне привез своим землякам — их реакция обнадежила. Сейчас, чтоб программа и дальше жила, будем ее пополнять, видоизменять. Но уже думаю о таком же сотворчестве с Сергеем Никитиным. В моем деле просто необходимо всегда что-то искать. Только так можно приблизить современного слушателя к нашим великим бардам, а значит, продлить их известность.

— В Москве ты уже...

— ...почти четыре года.

— "Москвичом называться не хочется... Со своим уральским менталитетом я, наверное, никогда не впишусь в столичную среду" — это твои слова из нашего, кажется, позапрошлогоднего интервью. После первого московского года ты, помнится, вообще был в каком-то шоке. Теперь, похоже, вписался?

— Ну, как сказать... Все не так просто. Ведь я уехал не себя искать, а потому что город мой, как вообще сегодня провинция, не давал никаких надежд на перспективу. Москва же при всей ее амбициозности, прагматизме и жесточайшей конкуренции может дать шанс. Она все-таки центр шоу-рынка России, главное — суметь в него вписаться и шанс этот не упустить. Хотя часто многое все-таки решает случай, простое везение.

— А в случае с тобой что было решающим?

— Наверное, моя настырность и трудоспособность. Работать приходится безумно много. Но зато свою нишу, своего слушателя я нашел. В театре сейчас чувствую себя совсем своим, новых песен и программ от меня требуют постоянно, а их, как говорится, у нас есть. Но это работа. А вот жить в Москве мне непросто. Я не тусовщик, мне неуютно, когда сталкиваются нимбы и хрустят локти. Домой приезжаю — все нервные узлы расслабляются. В первый год так раз пять домой приезжал. В этом — уже второй раз. В июне параллельно с концертом успел помочь маме и тете посадить картошку. Сейчас приехал просто отдохнуть, съезжу в деревню к маминой сестре — в Кочердык.

— Как на твоем пути появился Театр Камбуровой?

— Я года три, прежде чем решиться окончательно уехать в Москву, туда наведывался. Примеривался к столице, приспосабливался, что ли. На авось ехать побаивался — задавит. Нужна была какая-то опора, фундамент, чтоб хотя бы ноги на сцене не дрожали. И вот когда почувствовал некоторую уверенность, дал согласие работать в Театре музыки и поэзии Елены Камбуровой, с которой лично был знаком к тому времени лет уже пять. Это большая, настоящая певица, о которых обычно говорят как о штучном или знаковом явлении в искусстве. В огромном ее репертуаре нет ни одной подделки. Вот уж кто работает буквально до обмороков и умирает в каждой своей песне. Построила наконец-то свой театр — здание его как раз напротив Новодевичьего монастыря, в бывшем кинотеатре "Спорт".

— Но как ты все-таки вышел на Камбурову?

— Я выступал в Центральном Доме художника на Крымском валу. Там проходил фестиваль "Возвращение модерна", куда нас пригласили с Сашей Деревягиным. Я пел Мандельштама, Бродского, Пушкина — ну чем не модерн? Среди зрителей была Елена Камбурова с Александром Луферовым. Она предложила мне сделать концерт для ее театра. Я выступил, и довольно успешно. А две мои песни на стихи Мандельштама и Пушкина, особенно ей понравившиеся, Елена попросила для своего репертуара. Я, естественно, — с радостью. Потом был еще один концерт от имени опять же камбуровского театра. Так постепенно вошел в его среду. Теперь это и мой остров.

— Как часто приходится выступать и кто твой слушатель?

— Ну, с этим проблем у театра и у меня нет. Не все в Москве оболванены попсой, не все фанатеют от одного и того же набора эстрадных див. Как у Визбора — помните? "Ах, удача, боже мой, услыхать в стране любимой человеческую речь в изложенье нежных нот..." Даем концерты в таких же островках, где еще что-то значит мысль, духовность, интеллект — в Центральном Доме актера, в Политехническом музее, в Театре-школе современной пьесы. Несколько лет подряд имею честь участвовать в знаменитых концертах Визбора в "России" в день его рождения — 20 июня. Их организует и проводит его жена Нина Филимоновна Тихонова-Визбор, которая издала его двухтомник и собирает на концерты хороших исполнителей по всей стране.

— Что нового произошло в твоей жизни за прошедший год?

— При том, что остался в своем исполнительстве полистилистом, или, скажем так, синтетическим певцом — пою и детский репертуар, и взрослый, свои песни, чужие, — все-таки больше времени стал отдавать авторской песне, и прежде всего Визбору и Окуджаве. В мае пел в Музее Маяковского. В первом отделении был Визбор. Там была моя аудитория, это я понял, когда услышал просьбу: "Спойте что-то свое". Ну и все второе было уже моим. В одном подмосковном городке, где я выступал, в фойе ДК была развернута фотовыставка. Зал был битком набит. Потом мне показывают книгу отзывов, которая лежала на выставке и ей предназначалась. Так в ней бывший челябинец написал: "Очень понравилась мне песня "Про мух". Видимо, ее автор добрый и хороший человек". Согласитесь, ради такого можно терпеть все столичные неудобства. Таких отзывов я не слышал и уж тем более не читал дома. Так что свои песни продолжаю писать. Недавно одну написал по заказу театра "Ленком", для Елены Камбуровой — "Ноктюрн". Но сейчас основательно болен идеей, связанной с творчеством Окуджавы. Я его много пою и очень чувствую аудиторию Булата. Это совершенно потрясающий, наэлектризованный высшей духовностью, если можно так выразиться, микроклимат. В нем очищаешься и становишься свободным. Раз в неделю на радио "Говорит Москва" я веду программу о бардовской песне. И обязательно завершаю ее песней Булата. Для мня это самая высокая планка авторской песни — он и Визбор.

— Ты был на открытии памятника Окуджавы?

— Да, удостоился чести быть среди VIP-персон. Юшенков вел церемонию, Лужков и другие персоны говорили, творческая интеллигенция вспоминала, Ахмадулина читала стихи, я пел. Памятник получился замечательный, по-окуджавски демократичный, он органично и уютно вписан в его любимый Арбат. В нем в отличие от памятника Высоцкому нет помпезности, монументальной значимости. К Окуджаве народ будет ходить.

— Андрей, а почему тебя не было на Ильменском фестивале? Телерекламу его на твоем фоне я видела, а в списках участников, прости, ты не значился.

— В прошлом году и в рекламе был, и в списках. Не пригласили, и слава богу. Не приехал бы все равно. К этому фестивалю я не имею и не хочу иметь никакого отношения. В нем мало искусства, много квазибардов, подделок и криминала. Это не фестиваль, как говорил Окуджава, умных песен думающих людей. Пусть не обижаются на меня его организаторы. Исполнять бардовскую песню хором и на тусовочный манер — значит обезличивать ее и автора, творчество которого сугубо индивидуально и исповедально. В авторской песне главное не хор и ор, а интонация — а это душа, мысль, мировоззрение. От "Ильменки" я напрочь отказался еще в 97-м. 12 июня, день смерти Булата, совпал — бывает же так — с открытием фестиваля. Я уговаривал отменить его или перенести. Мне сказали: отдадим дань памяти. И отдали, оттянулись по полной программе — с весельем, танцами и спиртным.

— Ну а свою мечту о театре песни в Челябинске все еще лелеешь?

— Да, пожалуй, нет. Есть реальные дела, реальный хороший театр. Челябинску его не надо. А я все больше ощущаю себя в родном доме гостем...

Людмила ФЕДОРОВА